Вальтер Флекс - На поле боя между ночью и днём

За траверсом траверс ту песню носил,
За голосом голос её повторил.

«Спокойна, прекрасная родина, будь!» —
Пылала земли раскалённая грудь.

«Позволь нам на страже отчизны стоять!» —
Вовек не устанут бойцы повторять.

Смиренна, упряма, спокойна, тверда
Была наша вольная песня тогда.

Но песню мы пели не шквальным огнём,
Её мы согрели на сердце своём…

Мы пели её, как молитвенный стих…
На дальних болотах противник затих.

И ныне отчётливо помнится нам,
Как юная кровь подступала к губам:

О боже, прошу я, ты нас не покинь!
Я слово «отчизна» твержу, как «аминь»…

Мы в сердце своём утешались с тобой:
Победою духа окончится бой.

Как храм, нас укрыла древесная сень —
Надолго запомню я Троицын день!

Воспоминание о военной весне 1915 года

В ту ночь мне было не до сна,
Шаги стучали гулко.
Казалось мне, со мной весна
Выходит на прогулку.

По небу плавал лунный круг,
Дремал игривый ветер.
А ночь пьянила всех вокруг
На всём на белом свете.

Но вдруг один коварный звук
Развеял эти чары:
Стучали рядом: тук-тук-тук,
Чуть слышные удары.

Бездельник-парень, что всегда
Быть должен наготове,
В ту ночь мечтательно внимал
Волненью юной крови.

Проказник юный, чья душа
Весенней ночи рада,
Лежал в кустах, как пастушок,
Забывший свое стадо.

И не волнует простака,
Что там дозорный чей-то.
Из ивы, как из тростника,
Он вырезает флейту.

И вместо службы боевой,
Что нёс он так небрежно,
По флейте юный часовой
Постукивает нежно.

Пароль он спрашивать не стал,
И было бы мне нужно,
То я бы горе-пастушка
Давно бы взял на мушку!

«Отдам тебя под трибунал!
Оправдываться поздно!»
Но мою ярость обуздал
Ночной весенний воздух.

Тогда беру я в руки хлыст:
«Пороть тебя бы надо…
Неважно, милый мой флейтист,
Ты охраняешь стадо!»

Тут парня оторопь берёт,
Узнав, почём фунт лиха,
Он мне смущенно выдаёт,
Что на посту всё тихо.

И я почувствовал тогда,
Как страх окутал душу,
Как у парнишки от стыда
Залило краской уши.

Когда же дальше я пошёл,
Уже он не пугался,
И, подавив в себе смешок,
В кустах лежать остался.

Я возложил тогда вину
На воздух этой ночи.
Теперь он всматривался в тьму,
Уж не смыкая очи.

И лишь на утро мне пастух
Открыл свое искусство.
Вдруг уловил мой чуткий слух:
Он прыгнул через бруствер.

Подкравшись тихо к блиндажу,
Он пел о ночи вешней…
Ещё тебе я покажу,
Мальчишка-пересмешник!

Он лишь смеётся мне в ответ
На мой вчерашний ропот
И продолжает свой концерт…
Как лёгкие не лопнут?

На вид солдат, в душе — дитя…
Я слушал и дивился.
Затем, немного погодя,
Прилёг и сном забылся.

Чёрный, красный, золочёный —
Эта ленточка — мой знак.
Помнишь юношей зелёных,
Поединки, пыл атак?

Сабли, скрещенные копья —
До чего свирепый вид!
Именами побеждённых
Лента гордая пестрит.

Город музы и таланта…
Все дрались, кому не лень.
По команде секунданта
Мы встречали новый день.

Где-то в чаще под Верденом
Ленту я носил опять.
Человеческую бойню
Секунданту не унять!

Только стихнет пыл атаки,
Ленту в память прежних дней
Я беру… Читаю знаки,
Что начертаны на ней.

В Йене солнце и раздолье,
Манит песней Бубенройт,
Страсбург — звоном колокольным…
А на Рейне вскрылся лёд.

Наступило наше время,
Гинденбург достал свой меч:
Мчусь чрез Вилию и Мемель,
Ленты блеск струится с плеч.

Бьет шрапнель с шальною силой:
Весь блиндаж сгорел дотла.
Она шпагу мне разбила,
Ленту мне разорвала…

Хоть на ней семнадцать знаков,
К одному прикован взгляд.
Тот последний знак оставил
Дикий варвар — дуэлянт.

Я бы тоже знак оставил
Так, как это сделал враг.
Это в рамках наших правил:
В бой, друзья! Да будет так!