Вальтер Флекс - На поле боя между ночью и днём

Мой кайзер, перед богом
Мы связаны с тобой:
Одной идём дорогой,
Одной живём борьбой.

День зажигает свечи
Тобой прожитых лет.
Нам новый год обещан —
Сияет чистый свет.

Мы верность не нарушим,
Стоим прочнее стен:
Пылают немцев души
От Прута* до Арденн.

Венец традиций славных —
Достойный наш ответ.
Как лучший среди равных,
Свети… Да будет свет!

Прим.: Прут — река на Украине, в Молдавии и Румынии.
Арденны — горная система и край лесов в Бельгии, Люксембурге и Франции.

Кровь играет, крови хочется стремиться,
Течь по жилам, как по руслам вешних рек.
Расскажи мне, кровожадная землица,
Слышишь ли ты нашей крови бег?

Кровь играет, крови хочется стремиться,
В чистом поле окропить собою хлеб.
К новой жизни она хочет возродиться,
Не помеха ей холодный, тесный склеп.

Ты попомни, ты попомни мое слово,
Нашей кровью напоили мы сполна
Хлеб, что в церкви претворяют в плоть Христову,
Хлеб, которым наполняется страна.

У тебя же, кровожадная землица,
Будут снова нарождаться сыновья.
Сколько славных дочерей на свет родится,
Может, будет в них кружиться кровь моя…

Обещай же ты союз прочнее стали
Тем, кто землю своей жертвой воскресил.
Посмотрите! Мы сражаться не устали,
Мы восстали к жизни даже из могил.

Прим. пер.: Герман Лёнс (1866—1914) — немецкий журналист и писатель, натуралист, автор известного романа «Вервольф» («Der Werwolf»), повествующего о бунтующих крестьянах в годы Тридцатилетней войны. В 48 лет, несмотря на возраст и слабое здоровье, настоял на своей отправке на фронт, во Францию, где погиб спустя месяц службы.

Когда Герман Лёнс уходил на войну,
Насмешница-сойка явилась ему.

«Тебе уже, братец, почти пятьдесят.
В твои-то года люди дома сидят.

Зачем же тебе уходить на войну?
Собрался под шлемом скрывать седину?»

«Меня ты, мой друг, не застанешь врасплох!
Неважно, что скажут о нас:
Стрелок может быть иль хорош, или плох,
И возраст ему не указ!»

«А как же охота, а как же стихи?
Сиди лучше дома, себя береги!»

Но Лёнс непреклонен остался тогда:
«Над нашей страной назревает беда!»

«Неужто забудешь ты землю, свой дом?»
«Ее я припрятал под серым сукном».

«Неужто забудешь о рае лесном?»
«Его я припрятал под серым сукном».

«Неужто забудешь ты песенный звон?»
«Все песни ношу я под серым сукном».

Насмешница в лес улетела роптать,
А Лёнс за отчизну ушел умирать.

Он тихо лежит на багряном лугу,
А в небе крылами рисуют дугу
Могучие птицы… Безмолвный поэт
Объять своим взором желает весь свет.

Раскрытые книги лежат перед ним!
И лес, что поэтом так нежно любим,
И свет золотистый, что залил поля,
И утренней пашни сырая земля!

А смерть его кличет, как голос вдали…
Но прежде, чем с миром уйти на покой,
Он нежно коснулся дрожащей рукой
Оружия, сердца и тёплой земли.

«Оставь же ты, сердце, свой песенный звон!»
И тут же закрыл позолоченный том.

«Рука раскалилась горячим ружьём!»
И тихо закрыл изумрудный свой том.

«Земля, ты мой саван, последний мой дом!»…
Тут Лёнс закрывает коричневый том.

В том городе, где Лютер свету
Себя открыл как реформатор,
В одном военном лазарете
Не спали ночью два солдата.

Темна больничная палата…
В тот грозный вечер за стеною
Сидели рядом два солдата,
Что покалечены войною.

Сидели и смотрели кротко
На зарево на небосклоне
И опирались подбородком
На исхудавшие ладони.

А над горами и лесами
Стояла крепость… А повыше,
Под грозовыми небесами,
Как факел, крест сиял на крыше.

С креста, что разгорелся зноем
Среди волненья грозной ночи,
Огонь небесный им обоим
Воспламенил уста и очи.

Один из братьев, что был зрячим,
Картину видел в мрачном свете:
«Хоть знаю я, что крест горящий —
Победы кайзера свидетель,