Вальтер Флекс - На поле боя между ночью и днём

Огненные шершни начали летать —
Братцы, не удержим! Нужно отступать!

Даже прусской кожи стойкая броня
Нас спасти не сможет больше от огня!

Ранены, разбиты и опалены,
Из тяжёлой битвы отступили мы.

И увидев сразу нашу слабину,
Напустил противник новую волну…

Пруссия, хоть кто-то должен в роте быть,
Кто исход сраженья сможет изменить?

На него надейся, на него молись…
Неужель герои все перевелись?

Нет! Таким солдатам не придёт конец.
В каждой прусской роте есть такой боец.

Что нам дым и пламя? Что нам пули в лоб?
Лейтенант покинул первым свой окоп.

Путь врагу закроем, как стальной заслон!
Всю шестую роту возглавляет он.

«Здесь!» — кричит товарищ, надрывая грудь:
Два соседних взвода хочет он стянуть.

Но никто не слышит командира клич,
Голосу вовеки войска не достичь.

Войско раздробило, все разделены
Дьявольскою силой огненной стены.

Слушаться мы рады. Но среди костров
Чёткую команду заглушает рёв…

И тогда он прыгнул… Раз не слышат слов,
Я им сам дорогу показать готов!

Пламя преисподней разделяешь ты
Светом путеводной утренней звезды.

Стоит командиру лишь рукой взмахнуть —
И сплотились люди, и указан путь.

Кровь его пролита, и пробита брешь,
Но зато проложен огневой рубеж.

Линию атаки будут отмечать
Кровяные знаки — красная печать.

Юноши без страха встретят пыл атак,
Кровяного знака не коснётся враг!

Значит, не напрасно умер командир…
Гинденбурга тени укрывают мир.

Воспоминание о военной Троице 1915 года

В той праздничный вечер в округе лесной
Мой полк притаился — сто тридцать восьмой.

Над лесом вечерним играет весна,
Сияют над рощицей Марс и Луна.

Колючая проволока вьётся у ног,
Как дикие травы, как чертополох.

Но я неродной красоты не приму,
И в этом одна из причин, почему

Не будут воспеты любовью ничьей
Ни роща, ни воздух, ни этот ручей.

Торфяник пылает над топью болот,
И дымом охвачен наш тёмный оплот.

Пылают позиции гневом врага,
Так в адовых реках горят берега.

И облако злости, как хлористый газ,
Удушливым жаром окутало нас.

И время от времени видели мы,
Как прыгал противник на бруствер из тьмы.

Пульсирует злоба в сплетении жил,
Он рупором крепко ладони сложил.

Кричит и бранится мятежный сосед,
Ему наши братья смеются в ответ.

Военный оркестр гремит вдалеке —
Гневливая песнь на чужом языке.

И не было праздника в нашей душе:
Не место Спасителю на шабаше!

В лесу разгулялся непрошеный гость —
Нам сердце точила досада и злость.

— А как там у братьев на фронте дела?
— Крепитесь, Италия нас предала.

Измена на лике кровавой луны
Горела предвестником новой войны.

Италия стала отныне врагом,
И нас попирают её сапогом.

Пока нам противник смеялся в лицо,
Сидели у бруствера трое бойцов.

Вдруг младший придумал достойный ответ:
Из ранца он вытащил Новый Завет.

Один среди нас он тогда не струхнул —
На бруствере Библию он распахнул.

Страницы порхают движеньем руки —
Мальчишка читает главу от Луки,

Где в сумрачном блеске кровавой луны
Иуда погубит Христа без вины…

А варварский праздник бушует опять,
Но юный солдат продолжает читать.

Пускай же разбудит небесный отец
Молчанье окопов, молчанье сердец!

Солдат свою книгу закрыл наконец:
Молчанье окопов, молчанье сердец

Сменяется песней… в округе лесной
Мой полк пробудился… Сто тридцать восьмой!

Кто злобу врага без ответа терпел,
Теперь из окопа восторженно пел.

Один кто-то начал… продолжил другой,
И вот уж мотив подхватил часовой.