Генрих Гейне - Лирика и сатира

Так жажда мучила его
В походах от боя до боя,
Что запил он, празднуя торжество,
И помер от запоя.

Вот я — мужчина покрепче, друзья,
И дело продумал до точки:
Чем кончил он, тем начал я, —
Я начал с винной бочки.

Когда хлебнешь, к боевому венцу
Быстрей находишь дорогу.
За чаркой — чарка, и, смотришь, к концу
Весь мир покорен понемногу.

Сидит наш второй Александр и врет
Среди одурелого клира.
Герой продумал наперед
План покоренья мира.

«Эльзас-лотарингцы нам свояки,
Зачем тащить их силой?
Ведь сами идут за коровой телки,
И жеребец за кобылой.

Шампань! Вот эта страна мне милей:
Отчизна винограда!
Чуть выпьешь — в голове светлей
И на душе отрада.

Там ратный дух мой пробудится вновь —
Я в битвах смел и пылок!
И хлопнут пробки, и белая кровь
Польется из бутылок.

И мощь моя брызнет пеной до звезд,
Но высшую цель я вижу:
Хватаю славу я за хвост,
И — полным ходом к Парижу!

Там будет отдых у нас — решено!
Ведь на заставе, у арки,
Без пошлины пропускают вино
Какой угодно марки.

Наставник мой, Аристотель мой
Был попик [23] Гейне издевается над воспитателем короля, бездарным, реакционным богословом Ансильоном, называя его Аристотелем, великим древнегреческим философом, воспитателем Александра Македонского. , но не в Париже,
А в дальней колонии. Он носил
На курточке белые брыжжи.

Он как философ являл собой
Всех антитез сочетанье,
И по своей же системе, увы! —
Он дал мне воспитанье.

Ни рыба, ни мясо — двуполым я стал,
Ни женщина, ни мужчина!
Из диких крайностей наших дней
Дурацкая мешанина.

Я не хорош, но я и не плох,
Ни глуп, ни умен (понятно),
И если сделал шаг вперед,
Тотчас иду обратно.

Я просвещенный обскурант,
Ни жеребец, ни кобыла.
В любви к Софоклу [24] Софокл — великий греческий трагик V в. до н. э. Его трагедия «Антигона» была поставлена в апреле 1842 года в Берлине. и кнуту
Равно исполнен пыла.

Господь Иисус — мой надежный оплот.
И Вакх [25] Вакх — бог вина в античной древности. у меня не в загоне.
Так два антитезные божества
Слились в одной персоне.

«Я в Ниле младенцев топить не велю,
Как фараоны злодеи.
Я не убийца невинных детей,
Не Ирод, тиран Иудеи.

Я, как Христос, люблю детей,
Но жаль, я вижу их редко.
Пускай войдут мои детки, — сперва
Большая швабская детка».

Так молвил король. Камергер побежал
И воротился живо,
И детка швабская за ним
Вошла, склонясь учтиво.

Король сказал: «Ты, конечно, шваб?
Тут нечего стыдиться!» —
«Вы угадали, — ответил шваб, —
Мне выпало швабом родиться».

«Не от семи ли ты швабов [27] Семь швабов — «швабская школа» поэтов-реакционеров, против которой Гейне выступал в своих сатирах. пошел?» —
Спросил король лукаво.
«Мне мог один лишь быть отцом,
Никак не вся орава!»

«Что в этом году? — продолжал король. —
Удачные в Швабии клецки?» —
«Спасибо за память! — ответил шваб, —
У нас удачные клецки».

«А есть великие люди у вас?» —
Король промолвил строго.
«Великих нет в настоящий момент,
Но толстых очень много».

«А много ли Менделю [28] Менцель — реакционный немецкий писатель и журналист, враг Гейне. , — молвил король,—
Пощечин новых лопало?» —
«Спасибо за память, — ответил шваб, —
А разве старых мало?»

Король сказал: «Ты с виду прост,
Однако не глуп на деле».
И шваб ответил: «А это бес
Меня подменил в колыбели!»

«Шваб должен быть, — сказал король, —
Отчизне верным сыном.
Скажи мне правду: отчего
Ты бродишь по чужбинам?»

Шваб молвил: «Репа да салат —
Приевшиеся блюда.
Когда б варила мясо мать,
Я б не бежал оттуда!»

«Проси о милости», — молвил король,
И, пав на колени пред троном,
Шваб вскрикнул: «Верните свободу, сир,
Германцам угнетенным!