И снова год, как день, уходит в лету,
И хоть виски покрыты сединой —
Не исчезают в сонме лет поэты:
У них отсчёт времён совсем иной.
Они живут наоборот, к истоку.
Им вопреки природе суждено
При наступленьи рокового срока
Уйти не в вечность, а назад — в ничто.
И пребывать безвременно, бестело
В той пустоте, откуда вышли все,
И не узнать прискорбного удела,
Так как они не жили на Земле…
До меня они всё уж сказали.
Да и как! Кто же скажет лучше?
После Бродского и Цветаевой
Все слова — словно плач кликуши:
Просто рифмы, почти безликие,
На поверхности смысл простейший.
Не сказать, как смогли великие,
Хоть язык один — богатейший.
Утопаю в своей бездарности.
Как на ум пришло их осилить?
Не читала — жила бы в радости.
А теперь хоть умри в бессилии.
Циник не может быть поэтом
Марина Цветаева
В цинизме есть особая поэтика,
Она отлична от иных искусств.
У циника своя, другая этика:
Он беспощаден в обличенье чувств.
Он не страдает, не грустит, не мучится
И призван без эмоций жизнь прожить.
Но на его цинизме люди учатся
И чувствовать, и верить, и любить.
Зачем ты читаешь сейчас эти строчки?
Зачем ты читаешь сейчас эти строчки?
Оно тебе надо — скажи?
Ряды закорючек на белом листочке —
Ни правды в них нет и ни лжи.
Ты думаешь, автор сказать что-то может?
Наивный. Никто и никак
Тебе разобраться в себе не поможет.
А всё остальное — пустяк.
Если стихи вымучивать —
Вряд ли они получатся.
Рифмы диктуются свыше,
Надо всего лишь услышать
И записать на бумагу.
Нет никакой отваги,
Нет ни трудов, ни муки
В том. Лишь услышать звуки,
Лишь повторить их в строчках,
Лишь записать. И точка.
Всё из рук почему-то валится…
Всё из рук почему-то валится,
Разбегаясь по полу россыпью,
Позаброшенный стих печалится:
Рифмы сгинули хро′мой поступью.
Вновь не пишется — вновь не стану я
Мучить разум напрасным поиском.
Может, маяться перестала я?
Может, я наигралась досыта?
Или это опять лишь временно,
А потом прорвёт, как плотиною?
Слов во мне собралось немеряно,
Только чуть подёрнулись тиною…
Ну и пусть там сидят без продыха
Строки те, им же хуже, дурочкам.
Я устрою минутку отдыха,
Пусть побродят по закоулочкам.
Наберутся сил и терпения —
Сами выползут, словно к солнышку.
Без особого вдохновения
Просто ссыплются мне на пёрышко.
Всё улеглось по полочкам в сознанье.
И как ни странно, — нечего сказать.
Известны все секреты мирозданья.
Зачем о них в который раз писать?
Зачем кричать о том, что так известно?
Я не скажу ни слова сверх того,
Что уже есть. Банальность бесполезна.
Слова не переменят ничего.
Ничего. Пустота. Я одна в тишине.
Ни движенья, ни звука, ни света.
Всё затихло, всё смолкло, уснуло во мне.
Ни на что мне не нужно ответа.
Я застыла. Не слышу, о чем же сейчас
Написать, что сказать мне бумаге.
За минутой минута — и вот уже час
Ни строки в опустевшей тетради…
с японского 1 1 Подстрочный перевод — Григорий Чхартишвили
О небо, я отдан тебе —
Иначе зачем зов твой ясный? —
Я жажду летать в синеве
Чарующих далей прекрасных…
Безумный полёт — не предел
Для испепеляющей страсти.
Рассчитан и трезв мой удел,
Но он не дарует мне счастья…
Земля! Ты вскормила меня,
Я полон без края тобою —
А небо, тревогой маня,
Сжигает загадкой-мечтою…
Однако, чем выше полёт,
Тем горше мое пораженье:
Любовною песней зовёт
Обратно земли притяженье…
Но я ведь ищу не любви:
Свободы и знания жажду,
Волненья в кипящей крови
И жара слепого бесстрашья…
Но разве отпустит земля? —
В коварном своем откровенье
Пуховой ловушкой маня,
Стальное пророчит паденье…
Полёт — супротив естества,
Ей лишь пораженье понятно.
Она по-земному права,
Меня призывая обратно…
Мои соблазнения — грех,
Я горд или слишком беспечен,
Раз верю в небесный успех,
Хотя и бескрыл, и не вечен…
И небо с землёй заодно:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу