Елена Глушко - Письменный стол на краю пропасти. Стихи и басни

Борцами немногие станут,
естественно.
Не это важно, а важно то,
что жизнь им не даст шидó за бездействие,
а после иппона – бой. Жизнь – дзюдо.

Хамелеон себя считает Львом.
Почти рычит, почти того же цвета.
И речи принародные его
весь люд лесной настроили на это.

– Как же охота? – спросите вы. Так:
Лев – царь, сама идет добыча.
Склоняя голову, бредет Сайгак,
Индюк сдается, что-то там курлыча.

Хамелеон осознает: пора!
Пора уже жениться. Да, на Львице.
И с предложеньем сказочным с утра
подкатывает в модной колеснице.

А что потом? Не спрашивайте. Смех.
Хамелеона нет – прибила Львица.
Она спала, он протянул букет
и… поскользнулся вдруг на половице.

Почти проснулась, потянулась… оп —
и мягкой лапой был жених размазан.
Хамелеоны! Вас загонят в гроб
амбиции. Ведь вы не львы НИ РАЗУ.

Мне больше не надо,
чем создано Богом.
Им создано много —
любовь и дорога.

А все остальное прилипло к подошве —
дорожная грязь
и серебряный грошик.

Что о ней скажешь?
Самая лучшая,
самая красивая и обаятельная.
Самая любимая,
самая смешливая,
единственная в превосходной степени.
Моя мамочка.

В какие же мне
уши кричать,
каким же мне
иконам шептать,
как я люблю тебя.

Моя мамочка,
такая маленькая,
щедрая, ласковая
и людям милая.

Когда любовь ослабила
бульдожью хватку
и увела кровавый след
к другой добыче,
спокойно выдохни —
и еще будет сладко,
и зазвенит в ушах
гораздо мелодичней.

Их счастье ласково, смешно
венчали голубкú на крыше.

Да, счастье есть.
И вот оно.
Вы только не спугните.
Тише.

Тот, кто ушел,
Имеет право жить.
Бульон варить,
хлебать чужие каши
и не точить уже
наши ножи.

НАШИ ножи.
Да! Безраздельно наши!

Не писала о тебе столько лет,
и на время о тебе забывала.
Не скелет в шкафу (скелетов, жаль, нет),
мой секрет любимый из мадригала.

И опять стоишь, сияющий, вот,
на горе, недалеко от Тибета.
Я люблю тебя семнадцатый год.
хоть плохú твои стихи. Жду ответа.

Стоит только начать —
наполняется рог,
изобилие хлещет фонтаном.
Вдохновенье мое,
ты нашелся, ты смог!
Значит, я никогда не устану.

Сколько можно о ней
об одной – о любви?
Посерьезнее тему пора бы.
Из несбыточных снов
ты пришел, так живи,
свет в тоннеле лови,
хоть и слабый.

В кухне капает кран,
поломался диван,
пробки, подлые,
перегорели.
Неужели такая
беда навсегда?
Неужели-ау-в-самом-деле?

Что же делать, бог мой?
Ты какой-то герой —
на лошадке гарцуешь
по глянцу.

Я все та же,
с немыслимой
рыжей косой.
Все бы вирши бы мне,
все бы стансы.

У меня от тебя всегда
рождались стихи.
Удивительный ты,
удивительный.
Ты… удивительный.

Ты далекий, заносчивый, ты…
Возмутительный ты.
Удивительный ты.
И тебе остальное
простительно.

Я не ищу чужих людей.
Общенья с близкими
достаточно.

Своих ищу.
Везде-везде:
в огне, в воде,
в разгуле
святочном.

Обнять крепче.
Встречная тяга.
Остались секунды?
Минуты?
Вечность?

Внутри пламя.
А я ведь бумага —
сгорят и стихи, и тело
до встречи.

«Да как можно?» —
все говорили, —
«твой дом
в тысячах километров.»

А тут и не
километры – мили.
Да, дом навсегда
в другом конце света.

Больше не ждать.
Нет.
Не проверять сети.
Не обнимать сердцем
твой переменчивый профиль.

Это легко очень.
Это легко очень.
Это легко, я смогу.