Хана Сенеш - Я себя до конца рассказала. Сборник стихов израильских поэтесс

Все миры собрались на пир,
Все миры.
Один за другим
Они факел зажгут
Во дворце тела, что празднует,
В замке, открывшем ворота
Солнцу
И боли,
И бурному бытию,
В царстве,
Заключившем союз
Под голос скрипок тоски
С океаном
И с чудом —
В храме нежности вечной,
Что высечен
Во тьме растаявшего мгновения.

Каждая лилия — остров
Мира обещанного,
Мира вечного.

В каждой лилии живет
Птица сапфировая,
Имя которой «ве-хитет у» [15] Первые слова известного изречения пророка Исайи (2, 4) «…и перекуют мечи на орала…»

И кажется,
Так близок
Ее аромат,
Так близок

Листьев покой,
Так близок
Тот остров —
Лишь лодку возьми
И пересеки море огня.

Я стояла
В Иерусалиме,
Висящем на облаке,
На кладбище
С плачущими людьми,
Кривым деревом.
Очертания гор неясные
И башня.
Вас ведь нет! —
Говорила нам
Смерть.
Тебя ведь нет! —
Она обращалась ко мне.

Я стояла
В Иерусалиме,
Расчерченном солнцем.
С улыбкой невесты,
В поле
У тонкой, зеленой травы.

Почему ты боялась меня вчера под дождем? —
Говорила мне смерть.
Разве я не сестра тебе,
Тихая, старшая…

Когда умру,
когда я перейду в другую сущность, —
расстанется тогда Кармел незримый мой,
который весь во мне,
весь — средоточие счастья, —
его густая хвоя, унизанная шишками, цветы и облака
врезаны в тело мое, —
расстанется с другим Кармелом, зримым,
аллеями высоких сосен, нисходящих к морю.

Так разве наслаждение закатами багряными
от основанья смертного во мне?
И наслажденье ароматами трав,
или мгновенье в мареве надводном,
или мгновение возврата
к властному взору неба Иерусалима,
к высокому над всем высоким —
разве от основанья смертного все это?

Тогда душа моя закричит:
Губы запекшиеся,
Вы на одной стороне,
А мир на стороне другой,
Весь мир на другой стороне.

Ибо
В той комнате, залитой солнцем,
Я стояла
Так близко к ней,
Что рот мой касался ее лица,
Измененного смертными муками.
Произнесла она мое имя
Голосом,
Ночевавшим на дне морском,
Голосом далеким и тусклым,
Разбившим вдребезги зеркала
Серебряные.
Произнесли мое имя
Губы ее в дыму.

Дни горящие, летящие,
Когда я бежала от привязанности к вещам,
Когда думала —
Блеск вещей,
Утонченность манер,
Избыток учености и почета
Заставляют забыть вкус небес,
Засыпают колодцы.
Дни горящие,
Когда пели души:
Умереть как сыновья Аарона,
Богу огонь принося —
Возвышенней дома прелестного,
Выше лозы золотой.

Солнце осветило ветку влажную,
И листья золотые поймали
Зрачки;
Золота листья, блуждавшие
Ночь и день
В крови сердца,
Изменили свой вид.
А когда достигли
Душ и ,
Ее одиночества,
Стали дальними знаками
Света,
Знаками с неба,
Знаменьями древними.

Утешители входят во двор,
во внешний.
Вот они стоят возле ворот,
обращенных к долине смертных теней
и наводящих страх кругом, кругом.

Стоянье у ворот — это все, что по силам,
все, что могут взять на себя утешители.
Но ведь душа моя также на расстоянии верст
от самоощущений плачущего. Так предуказано.

Ты, сотворивший ночи и ветер,
ведь это против Тебя стенанье неуемное это.
Не отдаляйся.
Да не встанут стенами
миллионы лет световых
Между Тобой и Иовом.

Утешители входят во двор
Внешний,
Стоят у ворот,
Обращенных к долине скорби,
и страх ее везде, везде.

У ворот стояние — это все,
Что по силам утешителям.
И душа моя на большом расстоянии
От «я» плачущего. Таков закон.

Творец ночей и ветра,
Ведь к Тебе обращен этот страшный плач,
Не отдаляйся —
Пусть не встанут преградой
Миллионы световых лет
Меж Тобой и Иовом.