Хана Сенеш - Я себя до конца рассказала. Сборник стихов израильских поэтесс

Если набок заляжет душа
зарытая в свое горе,
отпрянув от всякого неистовства
в людях, в машинах, в змеях,
и не пойдет она вплавь сквозь таинства ночи,
и не возлетит сквозь листву с порывами ветра,
оторванная от праздников и обрядов,
потеряв тропу к живому голосу.

Если набок заляжет душа,
и не услышит она голос горячий,
произносящий имя ее,
и позабудет благостыни солнца,
гор крутизну,
и тот спрятанный родник,
имя которому: тихая беседа
(родник, светивший нам с тобой во тьме).

Если набок заляжет душа,
завернутая в свои паутины,
отброшенная от всех деяний,
избегающая всего повседневного,
вот тогда прибудет от берега морского
тонкомелкий песок
и засыпет субботние дни ее,
и перекроет раздумья до самого корня.
В проникновенья рыданий,
пред ликом Бога таинственным и непостижным,
вторгнется будничномелкий страшный песок,
если набок заляжет душа моя зарытая в свое горе.

В дни цветения,
В пору юности
Были члены мои верноподданными
Души.
И если б телу жаждущему велела:
Умри, — во славу Имени Его
С радостью бросились бы они
в горнило.
В ту пору
Чувства стремились идти до конца
по законам небес.
Теперь мое тело устало
И боится мучений,
Боли пугают его.
И когда играет душа
Сладко,
Чувства стоят вдали.
И когда же играет душа
Тонко,
Ревут как медведи чувства мои.
Ей не понять
Тоски увяданья.
Ей не узнать
О горестях тела
У его конца
От зрачка слезящегося до кончика пальца.

Эта ветка в моем кувшине
С цветами ее душистыми, желтыми
Слышала слабое эхо
Летнего шума
Моей души.
Эхо
Лета, пропавшего
В горький день.

Цветы и насекомые к душе моей пришли
С ароматами и золотом, с линией тончайшей,
Испытать ее загадками.
Душе звездный свет принес
Движенья небес,
Ее испытать бесконечностью.
А в сумерках, когда поднимается боль,
Пришли вдруг слова одинокие
Со скрипкою, арфой и бубном
Играть
В печальной душе,
Петь в ней
О красе мира.

В женщине, дожившей до глубокой старости,
Нет и следа от бешенства огня,
От летнего сока.
Тонкое тело превратилось в воздух
И белеет во тьме, словно древняя притча,
Вызывая отвращение у людей коренастых
и в зеленых листьях шелковицы.

По утрам из подвала выходит
Птичка кудрявая, малая,
По двору ее голос летает
Прозрачный на диво.
Старший брат, пятилетний
Отвечает зовам рая
Звуком замкнутым, тонким как нить.
Мать на мадонну похожа
При свете лунном
И на блудницу при свете фонарей.
У отца лицо утопленника,
Лицо мертвеца.

Всю ночь я плакала,
Творец вселенной,
Может, есть смерть, в которой
Нет насилия,
Смерть, на цветок похожая.
Всю ночь я молила:
Если даже прах я,
Да будет во мне покой,
Чтоб на небо смотреть
Еще и еще и еще,
Расставаясь с его красотой.

Всю ночь я думала:
Многие твари живут
В груди моей, полной боли,
И рассказы разные.
Нужно зажечь свечу
И на них посмотреть,
Пока не уснула сном смерти.

Когда небеса — бушующее пламя,
Не двигайтесь с мест, дома.
Дети находятся в вас,
Полные страхов внезапных и плачей.
И ночи мирные тоже.
Когда тишь прекрасная звезд
Охраняет их рост.

Старики обитают в вас,
Душу готовят свою
К расставанию с жизнью.
В вас дыханье больных,
И женщины на сносях
Вышивают цветы
И ждут.
И дети слепые,
Младенцы, что только родились
В вас.

Когда скалы рушатся
С грохотом,
И птицы испуганные
Улетают вдаль,
Не двигайтесь с мест, дома.

Все это вдруг поковеркано,
потому что грусть
приобрела
привкус стыда
и душевной подавленности
перед людьми.
Нет.
Я не знаю,
будут ли ко мне добры
кипарисы на этом новом дворе;
кипарисы,
что напротив балкона,
будут ли моими друзьями,
как было
то грушевое дерево червивое,
или та гостеприимная ветвистая рощина,
раздававшая свои плоды
главным образом для голубей,
но также и случайным птицам.