Хана Сенеш - Я себя до конца рассказала. Сборник стихов израильских поэтесс

Нет, не хватило духу у меня,
Чтобы в Гивоне солнцу приказать:
— Замри и время приостанови!

И вот уж ночь идет на смену дня…
Но светлый час могу я задержать.
Он мой навеки! Он в моей крови!

За окнами дождя косые струны.
Огонь в камине разожги, мой друг.
Жар закурчавится золоторунный,
И отблески запрыгают вокруг.

На фоне осени твой образ юный
Свеж по-особенному и упруг.
Пылает сердце — жертва злой фортуны.
Холодный ум в объятьях зимних вьюг.

Тебя обманываю от души:
За материнство выдавать должна я
Свою огнем пылающую страсть.

Но ты будь ясен, этого не зная.
Здесь, возле тлеющих углей мне разреши
Часы любви себе на память красть.

Из твоего и моего окна
Виднеется один и тот же сад.
Я ко всему, что твой ласкает взгляд,
Душою всею приворожена.

И песня соловьиная слышна
Одна и та же нам всю ночь подряд.
Внимая ей, мы дышим как бы в лад,
И нас роднит взволнованность одна.

А каждым утром старая сосна —
На ней твой взор росою голубою —
Меня встречает трепетным приветом.

На все смотрели вместе мы с тобою,
Но ты понятья не имел об этом.
Об этом думала лишь я одна.

О, как прекрасен город был в тот день!
Горами окружен, простерся он.
Вдруг древности его исчезла тень,
Он светом глаз твоих был озарен.

А строгий камень башен и колонн
Твоей улыбкой юной был смягчен.
А переулки — со ступени на ступень
Их бег к твоим стопам был устремлен.

Вселенную обняв счастливым взглядом,
Два дерева — стояли мы здесь рядом,
Ликуя от корней и до вершины.

Мы очарованно смотрели вдаль —
Чуть тронутая сединой маслина
И пышно расцветающий миндаль.

Внутри меня поет, как в клетке, птица.
Звук песен слаще аромата роз.
Но ты не дал моей душе раскрыться,
И птице вольной стать не довелось.

В сетях ночей, что сотканы из грез,
Там в раковине тайна шевелится.
Но между мною и тобой граница.
Язык мой сковывает твой мороз.

Когда же смерть придет средь моря ночи
Холодным светом вечного покоя,
Она глаза мне бережно закроет.

К моей груди, в которой песнь клокочет,
Приложит ухо. Ей отдам я в руки
Сокровища моей любви и муки.

Позор! За счастья жалкого крупицу
Горела я в огне из тысячи костров.
Останется один лишь пепел слов.
Останутся лишь буквы на страницах.

Поверят ли, что был прилив суров,
Когда волна о берег кончит биться?
О, если бы мне знать, что сохранится
Хоть бледный след от рухнувших миров!

Жемчужины моей любви жестокой
Меня переживут. И, может статься,
Когда-нибудь их кто-нибудь заметит.

Рассмотрит их скучающее око.
И время будет ими забавляться,
Как забавляются игрушкой дети.

Те, чья улыбка и в грозу цветет,
как звездный свет на гребне белопенном,
Все те, кому их радость не дает
в печальный час отчаяться, — блаженны.

Блаженны все, несущие вселенной
в годину горя свет любви своей.
Любовь блаженна. Даже горечь в ней,
терзания ее — благословенны.

Вдвойне блажен тот миг, когда тайком
в своей ладони твои пальцы грела
(а смерть моя таилась за углом).

…Я — пламя, что в зрачках твоих горело,
Взяла, как свечку, в вечный мертвый дом.

Расстались мы. Мне очень горько было.
Туман стоял меж нами, как стена.
А капля, что мне руку увлажнила, —
из туч осенних пролилась она.

Беда ли наша в том, или вина, —
стыдится плакать наше поколенье.
И в ночь любви, и в день поминовенья
гордынею душа поражена.

Расстались мы. По-южному шумна,
меня толпа на улицах толкала.
Бреду, внезапной радостью полна.

Туман растаял, как и не бывало.
…А капля та — слезой была она.

Выйдем завтра на берег реки,
С крутизны зеленой в воду гляну.
Солнце золотые перстеньки
Растеряло там, на дне песчаном.