Хана Сенеш - Я себя до конца рассказала. Сборник стихов израильских поэтесс

Меж листьев золотых я в мой осенний час
Пройду, и средь деревьев в золотом уборе
Засветятся мне свечи лисьих глаз,
Мелькнет насмешка смерти в лисьем взоре.

Виноград крадут лисы малые.
Между лоз — следы лисят.
Грозди лоз гнут лисы малые.
Ведь уже созрел виноград.

Лисы малые, как вас догнать?
Как мне за вами поспеть?
Разве можно сказку в саду поймать
И на ключ запереть?

Разве в клетке удержишь улыбки свет,
Ускользающую любовь?
Завтра утром в песке будет новый след:
Виноградник ограблен вновь…

На том конце деревни пес пролаял,
Здесь канула звезда меж темных тополей,
И босоногий шаг по озими полей
Прошелестел невнятно и растаял.

Река раскинулась беспечней и вольней —
В тиши она от гнета бурь очнулась.
Сквозь негу дремы дерево коснулось
Дрожащей ряби отсветом ветвей.

Вот вспыхнула заря и в первом свете
Шагают наши маленькие дети,
Бесстрашно устремив на солнце глазки.

И светлый луч струится в их крови,
Как теплый ток от корня до листвы,
А ветер льнет к кудрям их с тихой лаской.

Цветенье клещевины, свершившееся за ночь.
Горячий след румян по листьям полоснул.
Аллея жмется к изгороди пьяной.

Сомлевшее на пастбище, ко сну
Плетется стадо. Высь взволнованная катит
Барашка облачного белизну.

Как преломленный луч в бурливом водопаде,
Все это промелькнет и в запахах полей
Все возродится вновь. Трава в крови заката

Нежна и будто бы растет из тишины моей.

Старуха. Смуглолицая доярка.
Над синью глаз — труда и лет седины.
Ведро. Из хлева, пенистый и жаркий,

Клубится пар. И вымени пучины
Покорены заботой этих рук —
Так морякам канат покорен длинный.

Безоблачные дали по утру.
Стан женщины над белым изобильем.
И, замыкая будней светлый круг,

Волшебница, колдуя, правит былью.

Что смерть в окно заглянет, знали мы.
Был взгляд ее, вопящий и бездонный,
Прозрачно-холоден, как пелена зимы.

Сквозь эту пелену, мерцая, плыл
Огромный желтый мир нагроможденный:
Столицы, реки, толпы весен, пыл

Оживших красок на дорогах талых.
И он шагал, груженный через край.
Так в час заката вол усталый

К гумну волочит урожай.

Как мчались поезда! Воспоминанья
О родине над рельсами горят.
Бурлящая вода, мечей бряцанье.

Впивался в ночи мучеников взгляд,
Куда-то увозимых. Жизнь молчала.
Тень от ветвей, осколки света, ад —

Во тьме окна. Молитва зазвучала,
И чей-то шепот вдруг рассказом стал
О сыне и о доме у причала.

Как безвозвратно мчались поезда!

В саду цветенье молодое стонет,
Ему бы только жить и жить скорей!
В глазах у нас его раскраска тонет.

Огонь и страх в дыхании зверей.
Легка луна, застывшая в прохладе,
И все так чутко-двойственно при ней.

А ночь живет в крови, и в аромате,
И в смерти этой, в страстности хмельной.
Все звезды зацвести бы рады

В тиши руки родной.

Как сердце умирающее наше
Дню новому преподнесем с зарей?
Вино в бокале бродит, как и раньше,

И небо опоясано дугой.
Рассвет — на нивах пляшет и в горах он,
И солнце жмется к озеру щекой.

Лишь мы, парализованные страхом,
Лишенные мечты, познав урон,
Цветущую расстелем землю прахом,

Как траурный венец в день похорон.

Звезда, покинутая в дебрях мрака.
Рев моря. Бьет в отчаянье волна.
Пустыня. Ветров черных передряга.

И глыбы тьмы столпились у окна.
Ночное небо воем вод отпето.
И лишь звезда далекая одна —

Бутон зеленый, нежный, искра цвета —
Ведет, как вестник сбыточности сна:
Быть может, между полюсами света