Наталья Тимофеева - Эхо моей судьбы

Мои стихи, как рыбы в океане,
В моих глубинах ходят косяком.
А я лежу у печки на диване,
И голова с ногами – босиком.
Мои стихи словами серебрятся
И плавниками колются в ночи,
А я ловлю напев аллитераций
И слушаю, как он во мне звучит.
Сопряжена с рассветом и закатом,
Я просто грежу и во сне живу,
Забыв, кем я была в миру когда-то, —
Со всеми вместе спящей наяву.
Зачем мне память – злобное отродье,
Что ковыряет сердце день деньской?
Мои стихи придут на мелководье
Периферии духа на постой.
Они очистят грешный эпителий,
Его снимая с ветреной души,
В которой снова ангелы запели
И стали чувств остатки ворошить.
На острие пространства векового,
Где мне с тобой никак не разойтись,
Будь ярче света, праведное слово!
Хранитель мой, и ты со мной молись!
Когда б во мне осилилось былое,
И стал мой взор провидчески терпим,
Мне б вознести свой глас у аналоя
И встать почти безгрешной перед ним!
Но нет пути назад в своё рожденье,
Где был лишь малый первородный стыд…
Опять, увы, пишу стихотворенье,
А сон мой грешный разум сторожит.
И плещут рыбы блёсткими хвостами
И раздувают жабры, как меха,
И я лечу проклятыми верстами
Неясных грёз на поиски греха.

Нет волшебных чар у февраля,
Он бесплоден, этот злой колодник.
Спят под спудом холода поля,
Только ветер – севера угодник
Мчит, сминая воздух, и кнутом
Хлещет ледяным повдоль дороги,
А над ней снега летят гуртом,
Засыпая чёрные облоги.
Кое-где лоснятся зеленя
На озябшем выстуженным взгорке,
Колокольцем бронзовым звеня,
Конь с телегой, да кобель на сворке
Потащились ветру супротив
За цыганом в псивом полушубке.
Он какой-то скачущий мотив
Напевал, цыганка, дуя губки,
На телеге ехала, чинясь,
Будто королевишна в карете,
На себя примерив ипостась
Самой гордой женщины на свете.
Вот они вписались в поворот
И из глаз исчезли, только звуки
У моих оставили ворот.
А февраль студил мне лоб и руки,
Да полы завёртывал пальто,
Осыпая белым снегом плечи,
И на целой улице никто
Не спешил ему и мне навстречу…

Над селеньем плывут ароматы цветенья,
Пчелий радостный гул, соловьиная трель…
У весны есть свои непростые знаменья,
Их в эмалевом небе выводит апрель.

Так давно это было – беспечная юность
И любовь без оглядки, и ропот, и страсть,
Как же быстро на смену им годы сутулость
С хромотой мне подсунули, словно смеясь.

Нет, пока ещё гордо несу я по свету
Свой стареющий облик, но дома, в тиши
Я снимаю с себя всё величие это,
Тело – только сосуд для бессмертной души.

А душа, как была, так осталась нетленна.
Каждый звук этой шири впитав, каждый миг,
Без оглядки живёт на больное колено,
Чутко слушая птичий заливистый крик.

А душа, воспарив над весенним раздольем,
Расправляет над ним два окрепших крыла,
Озирая цветенья хмельное застолье,
Где когда-то не гостьей, хозяйкой слыла…

Какое пиршество оттенков
Сегодня видится с утра:
Восхода розовая пенка,
Под ним лиловая гора,
С горы сползают языками
Белее белого снега,
Холмы оранжевыми лбами
Сжимают речки берега.
Зеленоглазая ворчунья
Бежит, сверкая, смотрит ввысь,
Где тонкий серпик новолунья
Как раз над омутом повис.
Он серебрится мягким светом,
Бледнея, тает в небесах
Ночным рассеянным приветом,
Как эхо тихое в горах.
Средь жухлых трав сияет зелень
И первоцветы тут и там…
И засквозил февраль апрелем
По чутким, зябнущим садам,
Где ветви тонкие воздушно
Рисуют чёрные штрихи
На мире ленно-равнодушном,
Где спят деревья и стихи.

Объял туман лощины и поляны,
Молочной мглой наполнил окоём…
Полынной нотой в сладости духмяной
Ты прозвучал в сознании моём.

Что это было, – правда или небыль,
Я до сих пор не в силах распознать,
Но потемнело над горами небо,
И ливень чувств моих струится вспять.

Есть только шаг от страсти к обожанью
И от любви до ненависти – шаг.
Не много стоят все твои признанья,
Коль сам в себе не властен ты никак.

То равнодушно ты смотрел, то жадно
Пытался губ моих найти ответ…
Теперь же мне неловко и досадно
За свой безумный мимолётный бред.