Андрей Кайгородов: Воздух

У берегов молочного эфира
Ты жадно ртом глотаешь злой мороз
Твоя непогрешимая, святая лира
Все больше обнажает юный торс

Уже трясутся от мороза губы
Уже сосульки на ресницах и носу,
А ты безжалостно срываешь с плеч нагрудник
И восклицаешь: «Я тебя люблю!»

А лиру уж колотит с непривычки,
Она уже хоть с кем согласна переспать,
Но твои дикие, ужасные привычки
Ее готовы словно липку ободрать.

И чувствуя энтузиазм и силу
Невиданный доселе творческий подъем
С нее сдираешь ты последнюю штанину,
И соблазненный наготой ее кричишь:
«Как я в тебя влюблен!»

Но лира, коченея от мороза,
Не в силах, что-либо тебе отдать.
Упала в снег, как почерневшая береза,
И ты не в состоянии ее поднять.

Ты плачешь наклонясь над юным трупом,
Ты просишь нежности и теплоты,
Нажравшись спирта, ты рыдаешь тупо,
И все твердишь: «Приди ко мне, приди».

И озверев до помутнения рассудка,
Ты начинаешь с ней любовную игру,
И получаешь несварение желудка,
И звание поэта на миру.

У берегов молочного эфира
Ты жадно ртом глотаешь злой мороз,
Твоя окоченевшая, святая лира
Лежит в углу и преет, как навоз.

Я сплю и вижу сон, в нем ты и я
В бескрайних лабиринтах века,
Где осень – ты, а я – весна,
Где я – Ромео, ты – Джульетта

Лишь губ твоих дыханье и тепло
И сладострастья бурное веселье
Ах, как прекрасно глаз твоих стремленье,
Смотрящих на меня сквозь мутное вино.

«Проснись, – кричишь мне ты, – я таю, увядаю,
Я погружаюсь в мерзость, кровью истекаю,
А ты, слепец влюбленный, спишь и видишь сны,
Погрязший с головой в свои мечты».
И ты не в силах удержать свой крик,
Рвешь на себе парчовые одежды,
А я смеюсь, как праздные невежды
И все как прежде вижу сны.

Твой взгляд окаменел и тело стало липко,
Ты как змея, собака, как улитка,
Упала в грязь и пробуешь взлететь
Иль встать или хотя бы зареветь,
Но тщетны все попытки,
Как свинья ты ползаешь в грязи
И просишь у меня подать руки.
А я на падаль падок,
Словно муха на гнойную болячку сел
И гадить принялся в твою больную душу
Сначала робко, но затем стал смел.

В бессилии своем ты тягостно стонала,
А я все глубже погружал отравленное жало
В твой мерзопакостно трагичный быт,
И насладившись муками твоими, я стал сыт.
Насытившись тобой до опьяненья,
Я вскоре тягость осознал похмелья,
Но увидавши мутное вино, я сделал два глотка
И опустился в новое г…о.

Воспой мне, женщина, нелегкий женский труд,
Стремленье к совершенству и мытье посуды,
Бескрайние просторы нечистот,
И торжество продажной поп – культуры.
Твой белый флаг, застиранный до дыр,
Он символ подвенечного наряда,
С ним ты шагнула гордо в мир,
В мир сладострастья и разврата.
Воспой мне, женщина, нелегкий женский труд,
Свою судьбу, избитую годами,
В глазах твоих отсутствует уют,
А в сердце твоем дым,
Там где когда – то было пламя.
С тоскою смотришь ты
На свой прошедший путь
И говоришь, да мне ль жалеть о прошлом,
И, роясь в памяти, как в барахле ненужном,
Ты вспоминаешь свой нелегкий путь.

Былое, быль, увядший свет зари,
Метель, снега, и журавли,
Спешащие в безумство дня,
Где нет тебя, где нет меня.