Алексей Прасолов - На грани тьмы и света

Я принял весть и медленно вступил
Туда, где нет слезливых слов и лиц,
Где токи всех моих смятенных сил
В одно сознанье резкое слились.
И, может, было просветленье это,
Дошедшее ко мне сквозь много дней,
Преемственно разгаданным заветом —
Лучом последней ясности твоей.

Как эта ясность мне была близка
И глубиной и силой стержневой!
Я каждый раз в тебе ее искал,
Не затемняя близостью иной,
Размашисто, неровно и незрело
Примеривал я к миру жизнь мою.
Ты знала в нем разумные пределы
И беспредельность — ту, где я стою.

А я стою средь голосов земли.
Морозный месяц красен и велик.
Ночной гудок ли высится вдали?
Или пространства обнаженный крик?..
Мне кажется, сама земля не хочет
Законов, утвердившихся на ней:
Ее томит неотвратимость ночи
В коротких судьбах всех ее детей.

Река — широкая, как дума,
Кидает на берег волну.
Ненастье птичий крик угрюмый
Пророчит мне, как в старину.

Мечись, вещун, в полете низком,
По-первобытному пророчь.
Звезда на белом обелиске
Печаль вызванивает в ночь.

Иные шумы заглушая,
В предгрозовой глухой борьбе
Земля — горячая, живая —
Прислушалась к самой себе.

Пройдут величественно-жутко
И гром, и взблески впереди —
И все сожмется комом чутким,
Заколотившимся в груди.

Как будто яростным простором,
Всей бездной жизней и смертей
Земля гудит, чтоб счастье с горем
Я рассудить бы смог на ней.

Полет и бег быстрей и выше.
Сближаю землю и звезду.
Но только путь, в который
вышел,
Я до заката не пройду.

Душа, на крыльях, на колесах
Спеши в любой зовущий край,
И все ж познанья трудный посох,
Как крест, неси — и не роняй.

Когда в разрыве дымки серой
Уловишь мира звук и цвет,
Не миг для чувства будет мерой,
Не легким отзвуком — ответ.

Пойдешь, осваивая чутко
За пядью пядь,
за пядью пядь.
Бессилье стынет
в промежутке —
У крыльев скорости не взять.

И в нарастающем движенье
Машин, событий и людей
Не раз пронижет осужденье
Неровной поступи твоей.

А жизни яркая летучесть
И оглушает, и пестрит,
Но слышишь ты,
стремясь и мучась,
Как верен сердца
скрытый ритм!..

А разве нужно — чт о
там скажут?
И нет обиды и вражды:
Они спешат. Они — туда же,
Где ждешь родную душу ты.

Иду — в невольном замиранье.
А ты ведешь, ведешь туда,
Где люди даль не измеряли
И не измерят никогда.

Где зримо — и неощутимо,
Где жжет — и не сжигает сил,
Где — ясные — проходят мимо
Скопленья дум, проблем, светил.

Вбирая добрую свободу,
Забыл я тяжесть той цены,
Которой к солнечному входу
С тобою мы вознесены.

Но, вспомнив дом, по-свойски строго
Веду тебя в обратный путь:
Переоденься у порога
И вровень с днем моим побудь.

Он мирный — грозный, нежный —
грубый.
Он труден другу и врагу.
Мне пот очерчивает губы,
Но, утверждаясь, я — смогу.

Ты учишь верить. Ты не идол,
Но заставляешь столько раз
Подняться так, чтоб свет я видел,
Как, может, видят в смертный час.

Тебе не стану петь я гимны,
Но, неотступная, всерьез
Ты о несбыточном шепчи мне,
Чтоб на земле мое сбылось.

Здесь — в русском дождике осеннем
Проселки, рощи, города.
А там — пронзительным прозреньем
Явилась в линзах сверхзвезда.

И в вышине, где тьма пустая
Уже раздвинута рукой,
Душа внезапно вырастает
Над всею жизнью мировой.

Она взлетит — но и на стыке
Людских страстей и тишины
Охватит спор разноязыкий
Кругами радиоволны.

Что в споре? Истины приметы?
Столетья временный недуг?
Иль вечное, как ход планеты,
Движенье, замкнутое в круг?

В разладе тягостном и давнем
Скрестились руки на руле…
Душа, прозрей же в мирозданье,
Чтоб не ослепнуть на земле.