Алексей Прасолов: На грани тьмы и света

Уже заря пошла на убыль
И с желтым облачком свела
И черный крест, и черный купол,
И черные колокола.

В разноголосице весенней
Неслись трамваи и такси,
И просквозило сумрак пенье
Пасхальным отзвуком Руси.

И пенье меркло — будто ждали,
Что им ответят с высоты…
Казалось, души улетали
Через чернеющие рты.

Казалось, светоносный кто-то
Ответит сонмищу людей:
Мир в напряженье — перед взлетом
Иль перед гибелью своей?

Но замелькали шапки, шали,
Карманный зазвенел металл…
Нет, никого они не ждали
И осмеяли б тех, кто ждал.

Им слишком трезво ясен жребий.
И в переулки потекли
Они — бескрылые для неба
И тягостные для земли.

Широкий лес остановил
Ночных ветров нашествие,
И всюду — равновесье сил,
И дым встает торжественный.

Шурши, дубовый лес, шурши
Пергаментными свитками,
Моей заждавшейся души
Коснись ветвями зыбкими.

За речкой, трепетной до дна,
За медленными дымами
Опять зачуяла она
Огромное, родимое.

И все как будто обрело
Тончайший слух и зрение —
И слышит и глядит светло
В минутном озарении.

Сквозит и даль и высота,
И мысль совсем не странная,
Что шорох палого листа
Отдастся в мироздании.

В осеннем поле и в лесу,
С янтарным утром шествуя,
Я к людям душу донесу
Прозрачной и торжественной.

Оденусь — и я уж не тот:
Иным неподвластный заботам,
Мгновенно я взят на учет
И строгому времени отдан.
Услышу гудок на ходу —
И в гуле густом и высоком
Иду я привычно к труду —
Иду к человечьим истокам.
А тень вырастает длинней,
Знакомая мне и чужая.
Ломается в груде камней,
Походку мою искажая.
И тень ли, поденщик ли тот,
Что смотрит глазами пустыми,
Когда обыденность убьет
В работе значенье святыни?
Большой, угловатый в плечах,
Словцом перекинувшись скупо,
Товарищ отпустит рычаг
И место, и ночь мне уступит.
И крикнуть захочется мне:
— Откликнись, какая там эра
Свой прах отложила на дне
Открытого мною карьера?
Сюда, в непогожую мглу
Я вынес по вызову ночи,
Как мой экскаватор стрелу, —
Мечту в нетерпенье рабочем.

В ночи заботы не уйдут —
Вздремнут с открытыми глазами.
И на тебя глядит твой труд,
Не ограниченный часами.

И сколько слов — из-под пера,
Из-под резца — горячих стружек,
Пока частицею добра
Не станет мысль, с которой сдружен.

Светла, законченно-стройна,
Чуть холодна и чуть жестока,
На гордый риск идет она,
Порой губя свои истоки.

Оттачивая острие,
Летит в безвестное нацелясь, —
И постигаем мы ее
Космическую беспредельность.

Не отступая ни на пядь
Перед бессмыслием постылым,
Она согласна лишь признать
Вселенную своим мерилом.

Ты в поисках особенных мгновений
Исколесил дорогу не одну,
По вспышкам преходящих
впечатлений
Определяя время и страну.

И в каждой вспышке чудилось
открытье,
Душа брала заряд на много лет.
Но дни прошли — и улеглись событья
В ней, как в подшивке выцветших
газет.

Ей нужно чудо, чтоб завидно
вспыхнуть.
Но, это чудо в людях не открыв,
Ты выдаешь испытанною рифмой
Свой мастерски наигранный порыв.

Блюдя приличье, слушают не веря,
Зевком снижают с мнимой высоты,
И все невозвратимые потери
На сложную эпоху свалишь ты.

Не утешайся логикою гибкой.
Эпоха жарко дышит у дверей,
Как роженица — с трудною
улыбкой —
Насмешкой над обидою твоей.

Нагрянет горе. Сгорбит плечи.
И рядом дрогнет лучший друг.
Но сердцу ясно — круг очерчен,
И ты один вступил в тот круг.

Угрюмо ширится молчанье,
Испугом округляя рты,
И в немоте первоначальной
Все ждут как будто — что же ты?..

Когда заметят слезных пятен
Горячий глянец на лице, —
Им сразу легче — ты понятен
В их сострадательном кольце.

Но нет слезы. И нет излома
В крутой суровости бровей, —
Каким-то странным, незнакомым
Ты станешь для родных людей.