Алексей Прасолов - На грани тьмы и света

Все это гранями вошло,
Дома раздвинуло — и встало.

Звенело золотом нам слово
И серебром.
Так чем поделимся мы снова,
Каким добром?

А этот век… За взрывом — взрыв!
В крови страница за страницей,
И от огня не отстранишься…

Болезней много мы превозмогли,
Так дай нам Бог не увидать земли,
Где изобилье, ставши безобразьем,
Уже томит создателей своих,
И властно подчиняет чувства их,
И соблазняет прихотями разум.

И лик его словно бы криком
Кривым на закате свело.

И что бы душу ни томило,
Она опять в тебя влилась —
Очеловеченного мира
Очеловеченная власть.

Весна — от колеи шершавой
До льдинки утренней — моя.
Упрямо в мир выходят травы
Из темного небытия.

И страшно молод и доверчив,
Как сердце маленькое — лист,
И стынет он по-человечьи,
Побегом вынесенный ввысь.

И в нас какое-то подобье:
Мы прорастаем только раз,
Чтоб мир застать в его недобрый
Иль напоенный солнцем час.

Нам выпало и то, и это,
И хоть завидуем другим,
Но, принимая зрелость лета,
Мы жизнь за все благодарим.

Мы знаем, как она боролась
У самой гибельной стены, —
И веком нежность и суровость
В нас нераздельно сведены.

И в постоянном непокое
Душе понятны неспроста
И трав стремленье штыковое,
И кротость детская листа.

Тревожит вновь на перепутье
Полет взыскательных минут.
Идут часы — и по минуте
Нам вечность емкую дают.

В душе, с годами не свободной,
Все круче напряженный ритм.
И только вижу мимолетно:
Река течет, заря горит.

Березы яркие теснятся,
По свету листья разметав,
И травы никнут — им не снятся
Былые поколенья трав.

Там древние свои законы,
И в безучастности земли
Граничит ритм наш беспокойный
С покоем тех, что уж прошли.

Земля моя, я весь — отсюда,
И будет час — приду сюда,
Когда зрачки мои остудит
Осенним отблеском звезда.

И думаю светло и вольно,
Что я не твой, а ты — моя
От гулких мачт высоковольтных
До неуютного жнивья.

И душу я несу сквозь годы,
В плену взыскательных минут
Не принимая той свободы,
Что безучастностью зовут.

Среди цементной пыли душной,
Среди кирпичной красноты
Застигла будничную душу
Минута высшей красоты.

И было все привычно-грубо:
Столб, наклонившийся вперед,
И на столбе измятый рупор —
Как яростно раскрытый рот.