Аркадий Макаров - Простор последнего полёта. Книга стихо-творений

И я закрыл лицо руками,
Я царь природы и творец…
Разбился вдребезги о камни
Ротастый розовый птенец.

Вошёл в избу и – горя мало,
Доволен жизнью и судьбой.
А мать растеряно припала
К белёной стенке головой.

Хоронит прядей злую выбель,
Меня перстами осеняя…
И мать-то вроде не в обиде,
Да вот стесняется меня.

Стою в избе. А в горле суше…
Ладони стали тяжелей…
Сломались ходики с кукушкой
Над фотографией моей.

И никуда уже не деться.
С холщёвой сумкой на плече
Кричит мальчишка мне из детства:
«А вы тут, дяденька, зачем?»

Какие ж здесь слова и речи.
Молчу я, голову склоня.
Остановилась мать у печки,
У негасимого огня.

Бьют житейские волны накатом,
То штормит непогода, то штиль.
Старый тополь над крышей покатой
Парус лета уже распустил.

Солнце греет сосновые стены
И карниз с кружевною каймой.
Опадает черёмухи пена
За его невысокой кормой.

Отчего же на палубе пусто?
Лишь от облака лёгкая тень…
Сжало грудь невёсёлое чувство
В этот тёплый и радостный день.

Двери в дом перекрещены косо.
Две тесины, два горьких весла…
Где ж твои пассажиры, матросы?
Их, какая волна унесла?

Не боясь ни злодея, ни вора,
В одинокой печали своей
Дом несётся по русским просторам,
Как летучий голландец полей.

Отпусти эту песню, не трогай,
Не коверкай живые слова.
Видишь – месяц стоит над дорогой.
Слышишь – тянется к звёздам трава.

Отними беспокойные руки
От неверно настроенных струн.
По надеждам моим и по мукам
След упавшей звезды полоснул.

Пролетела звезда и потухла —
Искра Божья у самого лба…
Только вздрогнуло чуткое ухо.
Только крикнула эхом судьба.

Сердце рвётся к родному порогу.
Горькой думой полна голова…
Пусть он встретится, месяц с дорогой,
Но до звёзд не достанет трава.

Золотую радость-птицу
По судьбе ищу-свищу:
Спрячу душу в рукавицу,
Иль на волю отпущу.

А на воле ветер в поле!
За рекою – благодать!
Потому и рвутся кони
На тот берег погулять.

Наставляли дом и школа
На великие дела…
Мы увидимся не скоро
Захолустная дыра!

Кровь ударила по жилам.
Зашумело в голове.
И подался я по жизни —
Рупь в кармане два в уме.

Путь накатанный пологий,
Да душа ещё слепа,
Не понять ей, – где дорога,
Где окольная тропа.

Заблудился. Темень пала.
Хлещут ветки по глазам.
Вспомнил – мама причитала:
«Воротись, сынок, назад!»

Оглянулся… Под горою
Избы прячутся в траву…
Как я мог назвать дырою
То, что родиной зову?

Свет прорезал тьму ночную.
Лёг под ноги крест окна…
Дом кричит в трубу печную,
Где ветёлочка одна.

Доброе что-то случится.
Недоброе – перегорит.
Вечер осенний лучистый
Над родиной малой стоит.

Русским народом любима
За тонкую стать и красу,
Вышла к дороге рябина,
Кисти, держа навису.

С лета ещё наливалась,
Только теперь пролилась
Ягоды спелая малость —
Самая, самая сласть.

Водонапорная башня.
Комплекс колхозный вдали…
Кормилица чёрная пашня,
Милость родимой земли.

Осени поздней усталость.
Листьев осыпанных тлен…
За милость земли и за сладость,
Что предложу я взамен?

Моя изба. Родительский мой дом,
Да обойдёт тебя моё забвенье!
В конце села за высохшим плетнём
Покой души – моё отдохновенье.

Ты обветшал.
Ты в землю врос корнями.
Уютен мир твой, сумрачен и тих.
Течёт в траву затейливый орнамент
Померкнувших наличников твоих.

Сквозит чердак, набитый воробьями.
Там крепкий дух обкошенных полей…
Твои бы стены оклеил рублями
Заместо старых выцветших шпалер.

Сидит хозяин, хмур и нелюдим,
Под поздним солнцем на завальне горбясь.
Жестока осень! Всё короче дни.
Зову отца, а он не хочет в город.