Лариса Захарова - Мера любви. Избранное

Неожиданно, как-то странно
Я столкнулась с Афганистаном.
В магазине вдруг услыхала я,
Что война эта, дескать, малая,
Даже сравнивать вроде дико
С той – Отечественной, Великой,
Что не всех же коснулось это,
Что воюют далеко где-то…
Льготы семьям – зачем их дали?
В сорок третьем не так страдали…
Видно, женщина та считала,
Что забот без того хватало,
Что стреляют совсем немножко,
Словно вроде бы понарошку,
И что многие не заметили
То, что гибнут двадцатилетние…
Только если убили сына,
То для матери все едино:
Знаменита война ли, нет ли —
Когда впору самой бы в петлю
Или так, в одночасье, чтобы
Умереть у родного гроба,
Холод цинка рукой обнимая,
Орден сына другой сжимая…
В сердце матери – весть ударом:
Сбит сыночек над Кандагаром,
Деда воинский путь свершивший,
Через сорок лет повторивший
И, как очень многие деды,
Не доживший до Дня Победы…
Люди сел, городов, столицы!
Милосердней вглядитесь в лица!
В чьем усталом, потухшем взоре
Неизбывное чье-то горе?
Ведь оно не кричит, не стонет,
Боль свою, как детей, хоронит
Или, нам не подавши вида,
Нянчит юного инвалида…
А в квартире горит светильник,
Монотонно стучит будильник.
Смотрят женщины на портреты,
Что навек в черный креп одеты.
Два ровесника. Как похожи!
Каждый двадцать на свете прожил.
И с улыбкой глядит на деда
Внук, не видевший Дня Победы…
Люди, будьте людей достойны!
Проклинаю любые войны!

Он природы лучший образец —
Будь то Пушкин, Моцарт иль Сенека,
Будь пастух, рабочий иль кузнец, —
Каждый – царь природы наконец, —
Тот, кто носит званье Человека.
Своего величия в плену,
Создал он великие творенья —
Живопись, искусство, песнопенье,
Рисовал, писал стихотворенья,
Породил науку не одну,
А еще придумал он войну,
Главное свое изобретенье.
Что случилось – не понять ему:
Враз – нет рук, нет ног… В глазах затмение…
Мины взрыв – удачен, без сомнения,
Враг ликует – видно по всему,
Но недолго: снайпер по нему,
Оба – в лужах крови при падении.
Грохот, ругань, гул, смятение,
Дым, пожар, живых людей горение,
Умирает – видно по всему…
…Сын его о гибели Муму
В школьном классе пишет сочинение…

Признаюсь: незачем скрывать
Знакомство с истиной одною.
Рука устала тосковать
По не написанному мною.
– Трудись! – велит суровый долг.
– Не позволяй душе лениться!
Но изможденный бедный мозг
Не в силах в строки воплотиться.
Избыток чувств, а не ума
Порой во вред – уж мне поверьте.
В конце концов, и жизнь сама —
Синоним неизбежной смерти.
Знать, непрощаемы грехи
У блудных пасынков России,
Коль тонут легкие стихи
В разбушевавшейся стихии.
Безмолвно матери кричат:
– Сынок… Кровиночку… Не троньте!
Не слышат их ни стар, ни млад:
Встает один, другой солдат
За смертью в очередь на фронте.
Как символ боли и беды —
Вопрос: – Кто крайний? Я за вами…
Я завершил свои труды,
И для меня – конец страды…
А изувеченных ряды
Все смотрят скорбными глазами.
Изранен, падает солдат,
Не в силах вымолвить упрека,
С покорностью… Уже он рад,
Что нет пути на фронт, назад…
Господь, прими Своих ребят,
Землей засыпанных до срока!
Уже не будет тех солдат,
Сойдут они с пути земного,
Цветуще-доброго, живого,
Оставив слезы, память, слово,
Молитвы мамы за родного,
Молитвы за других ребят…
Вновь мальчики – за рядом ряд —
Окровавленные стоят,
Как пред Борисом Годуновым…

Не многим в жизни так везет,
Как тем, кто, горести изведав,
Пройдя живыми цепь невзгод,
Встречал и сорок первый год,
И сорок первый День Победы.
Да, постарел военный люд,
И ноют старческие раны,
Но все ж на кладбище идут
К могиле братской ветераны.
Она в венках, она в цветах…
Глаза пришедших потеплели.
Про день, что «порохом пропах»,
Они вполголоса запели.
Весь в орденах седой солдат,
Стоявший с маленьким букетом,
Воскликнул вдруг: «Здорово, брат!
Андрюша, друг мой! Ты ли это?!
А молодцом! Красив, румян…
Дай обниму тебя покрепче!»
Андрей в ответ: «Здоров, Иван.
А мне тебя обнять-то нечем…
Ванюша, милый мой Вано,
Как звал тебя наш Лев Доронин,
Ведь ты же знаешь, я давно
Частично где-то похоронен,
Хоть, слава Богу, жив пока,
Но в братской, может быть, могиле
Под Курском – руки… А нога —
Когда наш госпиталь бомбили.
Мои обманны рукава,
Протезы в них висят как плети…»
Тут, разговор друзей прервав,
К ним подошли с цветами дети.
И пионерчик – всех бойчей,
Нарядный, розовый и чистый,
Из всех заученных речей
Сказал одну – других речистей.
В ней, что положено, все есть:
«Геройство… Мужество… Награды…
Мы поздравляем… Слава… Честь…»
Тюльпаны отдал, отдал честь —
И убежал к другим с отрядом.
Иван, приняв дары ребят
И друга приобняв за плечи,
Сказал: «Поздравили тебя».
Тот усмехнулся: «Вроде – не с чем».
И тяжко к дереву приник,
Протезом зацепясь за ветку,
Но удержал невольный крик
И усмехнулся: «Вот, старик…
Я – половина человека.
Те дни боев уж далеко,
Но почему-то мне обидно,
Когда так бодро и легко
Нас поздравляют – инвалидов.
Я столько в жизни получил
И поздравлений и улыбок…
Но горько мне, что не слыхал
Простого, честного «спасибо».
А мне – важней, нужней оно,
Чем поздравленья и награды,
Чем эти все – поверь, Вано, —
Цветы, открытки и награды».
В тот сорок первый год Победы
Я двух друзей-однополчан
Невольно слышала беседу,
Они прошли мимо меня.
Андрей хромал, идя неспешно,
А к ним, колесами гремя,
Навстречу ехала тележка.
На ней безногий восседал,
Вовсю работая руками,
Дорожку быстро отгребал.
Как будто веслами играл,
Скрипя железками о камни.
И он не скрылся от ребят:
Тут, устремясь к нему навстречу,
Все тот же маленький отряд
Шел с поздравительною речью.
У инвалида взгляд угас,
И весь он был сплошною болью,
Как будто ранен лишь сейчас,
Как будто только что из боя.
Рукою серою, в пыли,
Он взял цветы… И слишком поздно
Слова Андреевы вошли
Мне в сердце острою занозой.
Мысль виноватая опять
Листает памяти страницы.
Так, может, впрямь – не поздравлять,
А просто – земно поклониться?