Отпускает. Как же прекрасно, будто похмелье прошло,
И ты можешь жить весёлым испанцем.
Память на нервах не играет, чуть станет темно,
Будто ноты оставила в старом ранце.
Отпускает. Как цепкие пальцы зимы
При первой же жаркой влюблённости.
И на улицах замёрзших уже не мы
Прячем руки в карманах скромности.
Отпускает. Почти не трогают фото и статусы,
Старые смс и пустые окна.
…Но я всё же похожа на трагичного страуса,
Что прячет голову от своего же вопля.
Сколько можно уже истошно молчать?
Корчить лицо в куриную попку
От бездарности, что выходит в печать,
От пошлости, что кидают в эфирную топку?
Проще наряжаться в скепсис, как в блестки —
Это модный и новый тон.
Но если твои слова ёмки и хлёстки,
Почему ты хоронишь их под мостом?
Ну же, иди – голоси серебром!
В истошном молчании нету правды.
Ты бездействуешь. Жалок и слаб.
Слушай, как чужие бездарно надрываются гланды,
Пока ты кидаешь талант свой в мусорный бак.
То ли под одеяло, то ли под дуло
Такой дождь, что хочется то ли под одеяло,
То ли под дуло.
Мой друг уверен – это всё нейронные связи.
Кажется, мне самую душу продуло,
Когда я вышла купить согревающей мази,
Забыв нараспашку грудную клетку.
И теперь ни приятная мазь, ни йодная сетка
Не станут спасательной тростью иль веткой.
…Такой дождь, что хочется выть,
Скрипеть, как форточка петлей.
И вот ты – рассудительная, мудрая и скептичная барышня. Столько уже плаваний в кругосветные экспедиции безумия было, что давно знаешь маршрут и то, что, впрочем, всё это – баловство и глупость. Но так хочется дрожи в руках, стихов на полях и бессонных ночей, что однажды снимаешь с себя, как старую змеиную шкуру, весь жизненный опыт и плывёшь, беззащитная и предвкушающая, навстречу глупости и очарованию безрассудства. А шкуру спалила в огне, чтобы не мешала гормонам и адреналину клокотать внутри. Это твой разумный выбор: по доброй воле ты становишься уязвимой и молодой.
Круг замкнулся.
Вечер размазал сумерки по лицу, словно крем.
Ко мне будто бы я вернулся,
Когда я ждать себя уже и не смел.
Фонари столбами изящными
Ложились слоями на гладь пруда.
Круг замкнулся от точки февральско-навязчивой
До дуги, где кончалась весна.
дУги парк обнимали скамейками,
Искренне искры летели из губ.
И слова душили внезапными змейками,
И плевать, что был голос отчаянно глуп.
Фиолетовый вечер остался в оковах песни,
Полночь лилась мне в горло насыщенным молоком.
Эра лжи и болезненной мести
Завершилась рассветным календарём.
Круг замкнулся. Замкнулись пальцы.
Из контекста вырвана ночь.
И стрекозы порхали в попытке вальса
С босоножек куда-то прочь.
И тебя проще возненавидеть,
Чем признать своё поражение.
От прочих несёт алкоголем,
От тебя – обаянием в чистом виде,
И каким-то пугающим зноем.
Я бы хотела стать, как неуязвимый Голем,
Кем угодно – даже пчелиным роем,
Но не собой – существом безвольным.
Мне бы по-хорошему встать да уйти,
Не покрываться колючими точками,
Будто по телу бегут муравьи.
Не балансировать между скользкими кочками,
Не стоять на пустыре беспросветной любви.
Но мои каблуки уже возле тебя вросли.
Твоя непосредственность, как седатив,
От неё мои кости размягчаются в вату.
Меня трясёт, будто из позвонка убрали штатив,
И кожу сняли, как латы.
Треугольник твоих губ насмешлив и молчалив,
Пока меня завоёвывают глаза-солдаты.
Пишу эти сопли, чтобы высморкнуть тебя из головы.
Но ты противишься и льёшься из носа кровью.
..
Твои скулы на фото, как поводыри
К безумию, что уже трепыхается молью.
Веди меня, Внимательный мальчик, веди.
Вкалывай по пути свой голос дозами боли,
Не церемонься, не береги,
Ты – лилия, а я – Хлоя.
Разрастайся в лёгком, требуй цветов,
Обнадёжь меня иллюзией жизни.
И будто капилляры лопнули по округе зрачков,
Когда, разглядывая тебя, мозг включил ближний.
Давай, своим обаянием всю сетчатку мне выжги!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу