Софья Сладенько - Четыре в одном. Лирика, пародии, байки Лопатино, Жы-Зо-Па

встал с утра не с той ноги.

Побежал, но недалече —

под колёсами погиб.

А на утро пешеходы

удивлялись: «Как же так?

Вот же, рядом, что чуть поодаль

есть дублирующий знак».

И спешил народ на службу,

матерился заодно.

Перешагивая лужи…

и зелёное пятно.

Небеса поставят смертным на вид:

не потёмки, мол, чужая душа.

Отболеет, отревёт, откровит…

А в итоге – ни гроша, ни шиша.

От рожденья до погоста – шажок.

Эта мысль нас беспокоит, как встарь.

И не Бог глядит с небес, а божок.

Где гарантия, что прав государь?

По расквашенным дорогам судьбы

ни проехать, ни пройти, ни свернуть.

В победителях то «как», то «абы»,

а дурак спешит указывать путь.

Я хожу не по тропе – по ножу.

То ли пряник впереди, то ли кнут.

Где гарантия, что в срок уложусь,

а мессию впопыхах не распнут?

Ты поплачь по убиенным, поплачь.

По стаканам – капли крови Христа.

Рубит голову беспечный палач.

Где гарантия, что скатится та?..

Пригласили покривляться к столу:

мне бы лишнего не ляпнуть в ответ…

– «Есть гарантия, что я не помру?»

– «Нет!»

Ниспошли побольше злата,

сделай нищего богатым,

чтоб по сводкам Госкомстата

обогнали Сомали.

Чтобы бабка на полатях,

вся в мечтах о бурном пати,

загребала на лопате

шестизначные нули.

Да воздастся всем по вере,

по делам их и потерям.

Чтоб под маской Джима Керри

каждый смог побыть часок.

Чтоб от манны, от небесной,

в наших душах бестелесных

стало суетно и тесно.

И честней на волосок.

Не забыть бы помолиться

о сотрудниках полиций.

Не разглядывая лица,

тайных, явных – всё одно.

О сверхнабожных и готах,

о честнягах и сексотах,

о сгоревшей бабе Лота

и свалившихся на дно.

О приватах и приматах,

и о тех, кто виноваты.

Кто стучит не за зарплату,

а по зову мозжечка.

О больных и прокажённых,

о мужьях и глупых жёнах.

О расфранченных пижонах

и отличниках в очках.

Пусть Господь пошлёт удачу

тем, кто значим и не значим.

Только так, а не иначе

мы построим самолёт,

на котором оторваться

от ворчанья и нотаций

можно ровно в час пятнадцать…

Если только повезёт.

Это истина простая:

кто стремительно взлетает —

удаляется от стаи,

разучается фолить.

Но в полётах неустанных,

вырываясь из портала,

быть чревато Джонатаном

в неизведанной дали.

И даже когда я однажды умру

в шальной круговерти —

есть прелести в смерти

не только убитых судьбою старух…

Мне на́ слово верьте.

Запрыгну на Бледа, нагайку – в бока,

и по́ полю – к небу

разгадывать ребус…

Но это потом. Всё потом, а пока

я к морю поеду.

Далеко не всегда,

если дольче, так вита.

На корню без следа

сохнет, что не привито.

Эльфы глушат с тоски

и сонеты слагают,

скромно вяжут носки

и плетут оригами.

Там где отблеск луны

упирается в горы —

там озёра полны

молоком да кагором.

След оставит кольцо —

безымянное счастье.

Ободок с хитрецой

к той делёжке причастен.

Зарастёт лебедой

наша жизнь по-любому,

уместится в ладонь

всё твоё поле боя…

Чубы трещат, пана́м – лафа

и трубно Вий взывает с вежи:

«Даёшь свободу незалежной,

звени, майданова строфа!»

Огонь в душе, раскол в сердцах,

трезубец – вилка на тарелке.

Москаль хохлу не скажет «велком»,

покуда царствует пацак.

От полуострова – полынь,

от полумер – одни проблемы.

Крещатик – тот же самый Кремль,

детей швыряет со скалы.

Щенок валяется пластом.

Что жизнь его? Пятак на сдачу.

И до преклонных лет собачьих

он не дотянет, рупь за сто.

Небесной сотне – путь наверх.

По десять тысяч – семьям павших,

Но семена взойдут на пашне

без удобрений и помех…

Летает пепел по стране,

покрышки – кольца новобрачных,

смертей, которым счёт утрачен…

И новых жизней на стерне.

Раз-два-три-четыре-пять…

Маша скачет истерично.

То взлетают вверх косички,

то седеющая прядь.

Десять-девять-восемь-семь…

Дядька прячется за дверкой.

Жаль, что дверку исковеркал,

грунт под зданием просел.

Семь-четыре-три-один…

Снова Маша дико пляшет,

трое сбоку – нету ваших…