Владимир Карнаухов: Трафарет. Книга стихов

Выходил я на рассвете
На зелёную траву
И купался в тёплом лете,
Детством брошенный в мечту,
Раскрывал свои объятья,
От души смеялся небу.
Голова моя от счастья
На мотив любимый пела,
Волновал июньский трепет
У подножья ветерка…
Вот тогда-то я приметил,
Как в луче рука легка,
И расхлёбывать не надо
Пустоту на сердце юном,
Жизнь ведь только раскрывала
Лист надежды в мире чудном.

Я нем последним поцелуем.
Течёт по небу Млечный путь…
Давай сегодня жизнь обсудим —
Ту, что прошли мы наизусть,
Которая – чернее ночи,
Которая – светлее дня,
И выберем, где между прочим
Остаток мечется крича.
Не догорают наши свечи,
И мы ослепли в темноте,
И давит нам на наши плечи
Плач истины в самой душе.
И у подножья всех страстей
Мы соберем переживанья,
Подумав, что же нам важней —
Удушье или процветанье.
И будущее не даст защиты
От всевозможных порицаний.
Дрожь тела отдалённо слышит,
Когда готовят наказанье.

Только вырази тёплый рассвет.
Я успею в глаза насмотреться,
Я скажу тебе первым: «Привет!»,
Чтоб твоими лучами согреться.
Только вырази осень с листвой,
Где не будет твоих поцелуев,
Я успею закрыть за собой,
Дверь, в которую холодом дует.
Только вырази снег в тишине
Под замедленное волненье,
Я успею разжечь в темноте
В старомодном камине поленья.
Только вырази трепет души,
Как блаженство священного храма.
Я успею от нашей любви
Всепрощенье оставить в награду.

Заманит грусть в окно седое
С январским снегом с улиц серых,
Где всё с серебряным покроем
Расшито в срок метелью белой.
И вот уже, сугроб накинув,
Растёт зима из небосвода,
От всех причуд себя подвинув,
Вершит морозной непогодой.
И дышит – сыпет без границ,
Толпится, виснет с края крыши…
И полетит лавиной вниз,
Когда ещё сильней задышит,
Показывая и примечая
Свою воинственную смелость:
«Смотрите, люди, я какая —
С январских улиц вышла серых!»

Ещё не поздно вам сказать: «Люблю!»
И сотворить от сердца уникальность.
Преобразовывая детскую мечту,
(Как принц заморский!) пригласить на танец.
Под Новый год сознание ликует
И полной ждёт открытости души.
Я ручку вашу нежно поцелую,
И разум музыки достигнет высоты.
Мотив подхвачен с полным пониманьем,
И шанс мне выпадает одному…
От пробудившегося желанья
Решаюсь вам сказать, что вас люблю.
Так – переброшен мост из удовольствий,
С таким волненьем – надо оживать!
В дальнейшем мне, пожалуйста, позвольте
Разочек в щёчку вас поцеловать.

Фонарями гуляют дороги
На любые – в снегу – расстояния.
В переулках они – убогие,
На проспектах они – в сиянии.
Мы выходим на них, весёлые,
Атакуем всё непроторенное,
Потому что они – занесённые,
Одной лампочкой приговорённые.
Ночь не мнит себя дамой страстною,
На дорогах играет по правилам:
То во тьму нас совсем заграбастает,
То засветит с особым вниманием.
Мы идём, увлекаясь увиденным,
И уже начинаем дурачиться,
И с падением непредвиденным
Остальное уже не значится.
Фонарями гуляют дороги,
Вместе с ними гуляем и мы,
Понемногу сбивая тревоги
Под фонарные чудо-столбы.

Поклон вам от званой души.
Я вам благодарен за смелость:
Вы вырвали склонность ко лжи
И дали мне веру и верность.
Подсказывая, что предпринять,
Когда надо мной соглядатай,
Какими словами кидать
В сомнительные их плакаты.
Постичь перемирие войн —
Душевных, сердечных, любых,
Чтоб только держался наш строй
Ликующих и простых.
Чтоб знать, от чего мы уходим,
Сдаёмся за горсть серебра,
И взглядами исподлобья,
Не смотрим друг другу в глаза…
Поклон вам от званой души,
Порок пусть считают статисты.
Попробуем, друг, совершить
Прыжок из презрительной жизни.

В замочную скважину смех возвратился:
Смеялись до боли, зажав животы.
И тот, кто на кресле почти подавился
И ртом перекошенным воздух ловил,
Кто нам заказал всемогущую пробу
И пол, что уходит у нас из-под ног,
И тот, кто смеётся, укрывшийся сбоку,
Никак не избавится ложью икот.
Забредшая легкою струйкой приправа —
Чесоткой по телу беззвучно грызёт,
И тот, кто глаза закатил под диваны,
Уже не смеётся, а воем ревёт.
Минуя затёкшее воображенье,
Где в градинах пота – усталая муть,
И тот, кто уже от конвульсий в смятенье
Под кран с головою желает нырнуть…
Смешинка попала не в рот, а в квартиру —
И новый ввела за собой анекдот,
И всех бесподобной волной «покосила».
На целый шестнадцатый год.