Саша Чекалов: Накануне

а просто… вот, безвременье звеня

раскинулось, и чувствуешь: да, жив, но

уж больно как-то жалко и чуднó

на фоне тьмы, оскалом херувима

сияющей: мол, Таня плачет , но —

ведь даже гибель ненепоправима.

И веришь каждый раз: сия зима…

да, собственно, неведомо, сия ли,

но – точно изживёт себя сама

на фоне этих северных сияний!

Поскольку планка слишком высока,

не прыгнуть… но – с достоинством усесться,

раз нет исхода

(кроме тесака,

уставленного в собственное сердце).

О, фраза: «Утро добрым не бывает»!

Какая же в ней бездна слепоты!

…А вспомни, если ночью снег повалит,

в какой тиши рассвет встречаешь ты!

А летний дождик, в духоту желанный

(а на заре – как выпивший мужлан,

разбудит град)…

Где логика жила, мы:

галчонок и сорокопут-жулан —

вспорхнём, не помня о вечерней грусти

и тяжести сердечной… Нет оков

помимо снов!

И тащат главный груз те

несчастные, все сорок сороков

вериг, —

им явно страх: «Не удержу ведь!» —

мешает жить… А чувство-шалопут —

знай не даёт уму себя обжулить

и… мечется.

Свободное от пут.

Столько мущинок и жёнок

в сумме равны нулю…

Милый мой медвежонок,

нет, я не так люблю!

Ты для меня – не нечто

нужное, чтоб комплект

был, и не мусор мечт, а…

Видишь ли, много лет

плыл я, нуждаясь остро

в индии новой, что ль…

Глядь, одинокий остров.

…Шепчет прибой: «Постой!»…

Шлюпка уткнулась в берег…

Тихо. Без маяты —

и без чужих америк…

Вот кто такая ты.

…Вот я уже теряю

выучку, скепсис, ум…

и – привыкаю к раю,

где и не надо сумм:

каждый росток – как чудо,

каждая гроздь – семья…

каждый мой сон – отсюда!

Вот что такое… я.

Вольно гуляет ветер,

слава лихой поре.

Лучшая вещь на свете

войны —

что во дворе!

Взад и вперёд ватагу

снова влечёт игра!

Дети идут в атаку,

дети кричат ура…

Взрослым давно слабó так.

С кучей… уже внучат! —

взрослые все в заботах,

чаще они молчат…

или бурчат:

« Уймись ты!

…Время такое, что

празднуют пессимисты

в нашем-то шапито:

стали вдруг все их мысли,

все их дурные сны —

явью…

О компромиссе

думать бы мы должны!

…Отдых не вечен летний:

ВЗРОСЛОЙ войной, мальчиш,

пахнет…

Совершеннолетний?

Там-то и покричишь… »

Что с них возьмёшь, ослабших!

Яд уже в уши влит…

Пшик? Но любого ослá пшик

с лёгкостью впечатлит! —

плюс на устах, поймите,

гнусной поры печать…

«Ну его, этот митинг!»

…Дети. Пора кормить их…

Чтобы… не отвечать.

Не шелохнётся лист газетный на кровати,

когда на нём я вновь накрою свой обед:

пяток идей – и чай, добытый в автомате…

«But is it quite enough for Genius?» —

«You bet.»

… Ночь, улица , – стучу по клавишам, – аптека …

Фонарь вот упустил – но вставлю, не беда.

А Джиниус -то всё ж удобней Лоджитек а, —

и скроллинг так хорош, что можно без вреда

для чувства и ума всё промотать за вечер:

старушку в шушуне и облако в штанах ,

космическую тьму и холод человечий, —

охота бы нашлась! – а я… аскет? монах?

О нет, поэт и всё. Не думаю о прозе.

Мой холодильник пуст, мой вечер тих и мглист.

И бьётся мысль о лёд, как рыбка на морозе,

но больше нет идей! —

и лишь газетный лист…

«Небо над Южным Бутово – просто блеск.

Даже какие-то звёзды видны…

А вы

смотрите ли иногда, будто волки в лес,

кормленные – да на этот конец Москвы? —

где облака высоки и шаги легки,

а вокруг люди, от будничных дел устав,

жарят в таких-то количествах шашлыки,

что есть и каждой собаке что грызть в кустах,

и ветерку – отчего вдруг сойти с ума,

прежде чем влиться в небесное молоко!

…Как Южный полюс, незыблемы все дома.

Поздно, пустынно, свежо… И дышать легко.

Нет, вы не знаете этого…

как и, вдрызг

ум расточивший, не ведаю сути я.»

…Страшно в пустыне-то… но – благороден риск!

И милосерден невидимый Судия.

Дождь опять все годы наскоро

размывает – глядь назад, —

будто Первая там градская,

а в окне Нескучный сад,

всё приблизилось… и в зуме я

каждый листик вижу сквозь