Галина Болтрамун: Стихотворения

Несмотря на кипучее суперлекарство,
В меднокаменном теле ползут метастазы,
На венецианских лубочных пилястрах —
Очевидности месопотамского сглаза.

Башня – стан, резиденция гибельных сутей,
Плацдармы законов и ненормативов,
Засада, куда постепенно стекутся
Космогоний, агоний, огней перспективы.

Каждой башне когда-то положено рухнуть,
Все величины трехмерности – мнимы.
Зря старуха Земля над своею прорухой
Поправляет пуды фарисейского грима.

В розовых далях
кочуют кентавры
иллюстрацией эры былин.
Сандалии Ноя
в шкафу антиквара
с образцами содомских глин.
Благословенно
буддийское лето
нависло над строем асан,
лелеет в нирване
цветные сюжеты
и с птицей Гарудой капкан.
«Аз воздам» – холостой
вариант обещанья;
гарантий, как водится, нет.
Ту же скрытую цель
поражает осанны
очередной рикошет.
Прометей избывает
любовь к человеку;
вылечив печень и мозг,
что-то крикнув Сократу,
Спинозе, Сенеке,
за собой поджигает мост.
Эластичной рукой
неулыбчивый робот
необъятное тщится объять.
Бомбы выходят,
шипя водородом,
на след Ахиллесовых пят.
То блики плеромы,
то чад инферналий
отражает нейтральный Стикс.
На сверхоборотах
централь коленвала
окрыляет идея фикс.
Марионетки,
все сами с усами,
критикуют актеров-отцов.
В каждой легенде,
концепции, драме
свое слово сказал пустослов.

Умываясь погодой, идут пилигримы,
Влекомы патетикой вещих примет,
Неведомой жилкой в подошвах гонимы;
И сходят границы и вехи на нет.

Лотос им гладит зрачки желтизною,
Что отстоялась под веками будд,
На сплаве горячки и грезы – припои
Неископаемых сущностных руд.

В дымке наследия, мер и деструкций,
В лучах вифлеемско-тибетской звезды
Бредут пилигримы, мечты не сдаются,
А тьма Вельзевула их лижет следы.

Вдоль дорог – то улики дерзания музы,
То высокоумных стратегий капкан,
Разноцветные ноты цветочного блюза,
Праздники хвои, глинтвейн и орган.

Из чащобы иллюзий и ассоциаций
Выводит на свет потайная свирель,
И рушатся цепи древнейших заклятий
И цепные реакции всех биосфер.

Идут пилигримы, котомки ветшают,
Молодеет в очах фосфорический блеск.
Чертит за каждым достигнутым краем
Новый маршрут указующий перст.

Первопричинных напутствий лексемы
Колышет всегда отдаленный бархан.
Идут пилигримы от яблонь Эдема
К Дереву Жизни по смертным грехам.

С циклопическим профилем тень на стене
Знает нечто неправедное обо мне.

Тот, кто мое бытие не простил,
Шлифует презумпций виновности стиль.

Запечатано каверзной тьмою окно,
Мне ею насильственно что-то дано.

Задатки, что спали в ментальном тылу,
Самореализуются в пятом углу.

Стынет библейский белеющий лист,
Там пытался отметиться гимнософист,

Там зря похвалялся Синдбад-Мореход,
И, видимо, мой наступает черед.

Я, конечно, рискну (за удачу сочту)
Потревожить неписаную чистоту.

Возражает горбатая тень на стене,
Смешав небылицы и быль обо мне.

В кредо мое под кипение струн
Вводится крайне сомнительный пункт.

Но в тень, что порочность мою берегла,
Уже целятся копья багряные Ра.

Волхвы наступали на пасти рептилий,
Сживая со свету горячечный яд,
Волхвы рисовали проекты идиллий,
Исполнив над tabula rasa обряд.

Сон-трава окликала впотьмах мандрагору,
Алконосты и совы – чужих вещунов,
А ветра приносили «memento mori»
С семи величайших на свете холмов.

Волхвы у огня собирались погреться
После долгих стояний у горных святынь,
Там ярое око точило им сердце,
Где жили прекрасные лики княгинь.

Заостряли оскалы зубчатые башни,
Хрипели фундаменты плах, крепостей,
В купальскую ночь вырастали на пашне
Молодые хребты из зарытых костей.

Волхвы, отправляясь на битву с цунами,
Не всегда понимали с чего начинать,
Худо-бедно сводили концы с неконцами
И на злые уста налагали печать.