Юрий Саваровский - Избранное

И я отъезжаю в Москву
С моей остывающей дачи,
Я, с ней расставаясь, поплачу,
И в город с собой позову.

Чеканит солнце золотые слитки
Прибрежных галек,
Космической ракетой перед стартом
Замер кипарис,
Уверенно уносит левым галсом
От берега морские тайны бриз.
Плывёт по самой грани горизонта
Большой корабль
Желанный, будто вызванный на бис,
И миллиарды изумрудных капель
Раскатисто врываются на пирс.
Два белых паруса вписались в неба синь,
Прибрежною волной баркас качает,
Прибоя перекатные басы
Сливаются с фальцетом громким чаек.
Под парусом тугим несусь я по волне,
В решительном посыле скоротечности,
И счастлив я, что довелось и мне
Пожить разумною частицей
В этой вечности.

Зачем разбужены сомненья
В раздумьях нудного житья,
Зачем мечты и откровенья
Не пощадил сегодня я?
Не потому ли, что постыло
Однообразие влачить,
Не потому ль, что лишь в затылок
Бьют восходящие лучи?
Что дум житейских хоровод?
Они лишь жалкие обрывки,
Они в твоих мозгах обвыкли,
Зависли от мирских забот.
Все одинаковы по сути,
Все без начала и конца,
Не движут мускулы лица
И жизнь съедают по минуте.
Но вот вдруг высветит одна,
Сверкнёт стремительной звездою,
Тебя раскроет и расстроит,
Лишит спокойствия и сна.
Из тысяч прожитых минут
Одна достойная минута —
Прыжок к мечте без парашюта,
Освобождение от пут!
Заставит, презирая смерть,
Душой и сердцем засветиться,
От напряжения сгореть
И светом по земле разлиться!

Такая светлая ты,
Такая чудная,
Ты – созвездье моей мечты,
Жизнь на ласки
Такая скудная,
Исключенье в ней
Лишь ты.
Я с тобою,
Как полдень вишенный,
Сердцем солнечным
Я стучу,
Я общительный,
Я возвышенный,
Я с тобою любить хочу!
Лишь боюсь одного
Неясного,
Неизбежного, судного дня,
Когда ты,
Со мной несогласная,
Вдруг возьмёшь
И покинешь меня.

Уходят ноябри и декабри
Безликие, тоскливые, слепые.
Покрепче чай, супруга, завари
И принеси бокалы расписные.

С тобой сидеть мы будем при свечах,
Пить крепкий чай, не утруждаясь словом.
Что толку в тех приевшихся речах,
В которых всё, и ничего о новом?

Шёл май. Сирень цветения заждалась,
И, наконец, как фейерверк, взорвалась
И белым цветом выстрелила ввысь,
И красотою, и благоуханьем,
Хотя с большим, как дама, опозданьем
Явилась в мою суетную жизнь.

Тот миг, как казнь и как пытка,
Остался роковым навек,
Тот миг, когда его кибитка
Прервала к Петербургу бег
И развернулась по дороге.
Судить его побойтесь боги!
Что он оставил позади?
«Порывы юности мятежной…»
О, сколько круговерти снежной
В его растерзанной груди!
Бунтует сердце великана,
Соединяет даль и близь
Неугомонно, неустанно
В одну терзающую мысль:
Какой неотвратимый рок
Рукой решительной и братской
Его вернул, И он ведь мог
Быть там, на площади Сенатской,
И быть закован в железа?
Ужели тот пугливый заяц,
Что промелькнул в его глазах
И оборвал с Сенатской завязь?
Душа, рождённая к порывам,
Распята вёрстами земли,
И бьются огненные гривы
Над белой пропастью зимы.
О, вольнодумцы! О, друзья!
Души осиротелой братья!
Ужели всё, ужель нельзя
Вернуть историю обратно?
Вернуть?… Не в силах даже Бог!
Такое буйное смятенье!
Кнута раскованный хлопок
Души разбил оцепененье
И бросил в белизну снегов
Его простреленное сердце,
И высек контуры гробов,
И грозный профиль самодержца.
Гони, недремлющий ямщик,
Пока душа клокочет в теле,
Твой быстрый хлыст,
Твой бодрый крик —
Одни властители метели!
А. Ну-ка, тройка удалая!
А, ну, родная, удалей!
Надежда душу обогрей,
Не одолей судьбина злая.
Не одолей, и сквозь невзгоды
Свободная воскресни жизнь,
Зажгись в ночи звездой свободы,
Неугасающей, зажгись!

Всё начинается с азов
На каждом Рубиконе,
От первых вымолвленных слов,
До слов в смертельном стоне.

Я слов достаточно познал,
Их силу и бессилье,
Теперь и сердце, как штурвал,
И руки, точно крылья.