«Я не хочу прослыть ни под каким предлогом…»
Я не хочу прослыть ни под каким предлогом
ни рупором идей, ни идолом ***,
но я хотел бы быть в отечестве убогом
таким же чужаком, как нищий иудей,
чьё тело в общий ров под псом-Владивостоком
свалил безвестный зэк из племени людей.
«Весельчака и скомороха…»
Весельчака и скомороха
из кожи вон изображаю.
У нас великая эпоха,
мне говорят. Не уважаю
её величия. Возможно,
в эпохах я не понимаю,
но шиш в кармане осторожно
держу и зря не вынимаю.
«Под окнами боярышник-барышник…»
Под окнами боярышник-барышник
сам-друг цветёт и падалью разит,
а воздух неподвижный, как булыжник
на плечи давит и грозой грозит.
Где рисовальщик, что без линий лишних
весеннюю тоску изобразит?
Этот Богу угодный
загорающий сброд,
этот мост пешеходный
и реки поворот,
этот храм-планетарий
визави КГБ,
эти алчные стаи
городских голубей,
этот пруд с лебедями
и зелёной водой
заколотят гвоздями
и засыплют землёй.
Стоит вода в собачьих валунах
и год за годом отражает небо
над городом. Какая мне потреба
насущная в гранёных письменах,
и что мне скажут каменные строки?
Что Лордъ и Марко, княжеские псы,
здесь упокоились, как, Господи, спаси,
все упокоимся в положенные сроки?
Пётр-Павел горит, как гирлянда.
Щегол прорицает июль.
Игривый мышиный горошек
облапил тянь-шаньскую ель.
Брожу по аллеям без проку.
В карманах, на грех, ни гроша,
но здравие в полном порядке.
Мне радостно и хорошо.
«Собачий вой. Созвездий поворот …»
Собачий вой. Созвездий поворот —
небесный вальс – беспечное круженье.
Табак болгарский увлажняет рот
и вызывает головокруженье.
И некуда проситься на ночлег —
мне город чужд от центра до окраин.
Извечно бесприютный человек —
извечно блудный сын – извечно Каин.
«Оставь свой стол, оставь свой карандаш…»
Оставь свой стол, оставь свой карандаш
и отправляйся на центральный пляж.
Пока ещё свободен – загорай,
о будущем не думай, не гадай,
а мысли вздорные зашей за поясок:
что зёрна кварца больше, чем песок.
Я бабочку крапивницу
поймаю на лугу,
свою судьбу-строптивицу
разую на бегу,
но ничего не выманю,
используя момент —
в моём коротком имени
для торга места нет.
«Меня запомни – молодым…»
Меня запомни – молодым,
длинноволосым и худым,
валявшим ваньку-дурачка,
когда вилась вокруг зрачка
осенняя Березина.
Ты это видела одна.
«Как незначительных гостей…»
Как незначительных гостей
на пир горой, собрало лето
доисторических морей
косую рябь у парапета.
И грузной россыпью лежат
в пыли архейские кварциты —
недороги, неимениты
и вечности принадлежат.
«В ладони луковку часов…»
В ладони луковку часов
верчу – глазам своим не верю:
злодейка двери на засов
и предлагает лбом о двери.
Ещё вчера, как на духу,
о чём ни попрошу – вещает,
и вот (увы мне, дураку)
хоть волком вой – не отвечает.
Тише детского вздоха,
легче взмаха ресниц
монастырская охра
над рекою. И птиц
пролетевшая стая
– на восток, на восток! —
не заметишь – растает,
как отведенный срок.
«Здесь шагу не ступить, чтобы не встретить…»
Здесь шагу не ступить, чтобы не встретить
лотка, ларька, палатки, магазина,
забитых иноземным ширпотребом —
съестным, исподним, детским, для мозгов.
Здесь можно за умеренную плату
в общедоступном очаге культуры
(кинотеатре, видеосалоне)
осуществить просмотр очередного
крутого суперфильма (боевик,
ужастик, порно) – есть обширный выбор.
Здесь все каналы радио и теле
кишмя кишат политикой, рекламой,
тусовками отечественных звёзд
столичного и местного масштаба.
Здесь гаснет небо в свете фонарей.
«Слышишь – колокол очнулся…»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу