Вильям Шекспир - Гамлет. Король Лир. Макбет. Перевод Юрия Лифшица

ПЕРВЫЙ АКТЕР. «Кто б увидал
Средь улиц посрамленную царицу…»

ПЕРВЫЙ АКТЕР. «О если бы кто видел, как она
Снует босая, пламя заливая
Горючими слезами; что венцом
Ей служит плат, а платьем – одеяло,
На лоно, изнуренное от родов,
Навитое впотьмах. Кто б это видел,
Тот ядом бы насыщенную речь
Обрушил на беспутную Фортуну.
А если бы присутствовали боги
При том, как Пирр у бедной на глазах
Четвертовал, злорадствуя, супруга,
И слышали ее утробный вой, —
Хоть дела нет им до людского горя, —
Померкли бы небесные глаза
В потоке слез, и боги б содрогнулись!»

ГАМЛЕТ. Прости им Бог! Насилу убрались.
Нет, видно я – подонок и холуй.
Чудовищно! но даже лицедей
Игрой воображаемого чувства
Сумел настолько воодушевиться,
Что побелел, глаза его набухли,
Взор помутился, голос задрожал
И каждое движенье отразило
Смятенье духа – но из-за чего?!
Из-за Гекубы!
Он и Гекуба – что они друг другу?
А он в слезах. А если бы, как я,
Имел он основанье бесноваться,
Что б он творил? Рыдал бы в три ручья,
Толпу безумной речью бичевал бы,
Сводя с ума, пугая, поучая
Виновных, невиновных и невинных?
И превратил бы их в глухонемых?
А я?
Тупой слюнтяй, расслабленно брожу,
Забыв себя, как сонная тетеря,
Словечком не вступлюсь за короля,
Чья безупречно доблестная жизнь
Пропала к черту. Может быть, я трус?
Кто хочет оскорбить меня? Ударить?
Взять за волосы? Плюнуть мне в лицо?
Дать по носу щелчка? Назвать меня
В глаза, при всех, лжецом? Кто хочет? А?
Я разрешаю, в очередь вставайте.
Наверно, печень голубя во мне,
В ней желчи нет – злодейство я терплю
И до сих пор шакалам не скормил
Труп этого мерзавца. Грязный скот!
Блудливый зверь! Бессовестный ублюдок!
Возмездие!
Нет, право, я осел! Что я за сын?
Ко мне взывает тот и этот свет:
«Воздай убийце милого отца!» —
А я тут опускаюсь до ругни
И самоутешаюсь словесами,
Как потаскуха или судомойка!
Позор! Вперед, мой разум! Я слыхал,
Что самые отпетые злодеи,
Захваченные магией игры,
Порой душевной встряске подвергались
И каялись публично в преступленьях:
Убийство проболтается и молча.
Одну из сцен, в которой смерть отца
Предстанет зримо, дяде предъявив, —
Ланцетом-взглядом я его вспорю.
А вдруг меня лукавый искушал?
Вселиться мог он в образ дорогой.
К тому же, как на грех, моя душа,
От горя обессиленная, стала
Добычей легкою для сатаны.
Нет, должен быть источник повернее.
На завтрашний спектакль, как на живца,
Поймаю совесть дяди-подлеца.

КОРОЛЬ. Вам, стало быть, узнать не удалось,
Зачем он предается сумасбродствам
И превращает собственную жизнь
В небезопасный и кошмарный сон?
РОЗЕНКРАНЦ. Не хочет он, ссылаясь на недуг,
Распространяться о его причине.
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Он, как лунатик, с легкостью минует
Ловушки наши, ловко обходя
Вопрос о самочувствии своем.
КОРОЛЕВА. А как он встретил вас?
РОЗЕНКРАНЦ. Как подобает.
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Однако был при этом суховат.
КОРОЛЕВА. Быть может, он желает поразвлечься?
РОЗЕНКРАНЦ. Об этом-то, сударыня, и речь.
Случилось так, что по дороге к вам
Нагнали мы актеров. Их приезд,
По-моему, обрадовал милорда.
Он, как я понял, приказал актерам
Играть сегодня пьесу для него.
ПОЛОНИЙ. Я подтверждаю; более того,
Он просит короля и королеву
Послушать представление.
КОРОЛЬ. Охотно!
За Гамлета мы рады, если в нем
Вновь пробудились склонности к искусству.
Усердней раздувайте, господа,
Его порыв к подобным наслажденьям.
РОЗЕНКРАНЦ. Мы сделаем, что можем, государь.