Люциан Шенвальд - Плечом к плечу

Кто ласточкой быстрой слетает в низину,
Толчком и волчком пробираясь?
О кто он, упругий, как сталь и резина,
Что мигом доставит сигары и вина,
Лишь с ветром одним состязаясь?

То пикколо [15] Пикколо — мальчик, прислуживающий в ресторанах. ! Маленький паж-быстроножка!
Наперсник красоток и франтов!
Немеркнущих звезд золотые застежки
Сияют сквозь прозелень кантов.

Андрей, ты для этого создан судьбою,
И, в этом мне можешь поверить,
Ты должен мундир с золотою каймою
Почистить, встряхнуть и примерить.

Да будет душа твоя счастьем согрета,
Поверь мне, я мудрый и старый,
Тебе — подаешь ли с поклоном газету,
Кладешь ли на столик сигары,
Несешь ли бутыль, чтоб наполнить стаканы
Тяжелой и сладкой струею,
Приносишь ли пестрые ты марципаны,
Где звезды морские блестят и лианы
Сплетаются с яркой травою, —
Монетка из розовых пальчиков панны
Сверкнет серебристой плотвою!

Гляди — пред тобой золотая дорога!
Дворец из банкнотов и злотых!
За мною! Ни шагу назад, ради бога —
Тут ждет нищета у родного порога,
Там ждут тебя хлеб и янтарные соты,
И сласти и вина без счета!»

Так ловко Андрея старик соблазняет
И дразнит воображенье.
Их только полоска земли разделяет
Покрытая светом и тенью.

Андрей зачарован, он — как изваянье.
Но нет, не ликеров потоки,
Не мрамор колонн, не алмазов сверканье
Румянцем зажгли его щеки.

Ни светлый янтарь, ни базальт — не причина,
Что крови сильнее биенье,
На лбу у Андрея застыла морщина
И выступил пот от волненья.

Сказал он: «В цехАх, в рудниках и пучинах;
В подвалах и темных колодцах —
Для шайки гуляк — день и ночь, как скотина,
Народ изнывающий гнется.

В кафе, где танцуют нарядные франты
Под пьяные крики застолья,
Пиликают им до утра музыканты,
Кляня золотую неволю.

На чорта мне сдался твой сумрак пещерный,
Фонтаны и чаш позолота!
Но ты повтори мне — ужель это верно,
Что там получу я работу?

Что матери я бельевые корзинки
Таскать на спине не позволю,
Чтоб руки, что вечно в коростах и синьке
Могли отдохнуть от мозолей?

Хочу я работы! В раю, в преисподней…
Кафе или пекло — теперь все равно мне!
Но чур, не забудь, что сказал ты сегодня —
Мне деньги земные обещаны, помни!

Лишь в срок мне платите, а там как хотите!
И все до копейки! Заверить могу я —
Доволен останется важный кондитер.
Прощай! Послезавтра сюда же приду я.

Андрей по песку зашагал, словно пьяный,
И сердце забилось так часто и бойко,
Но вдруг громкий крик услыхал из тумана —
Прохожий кричал ему: «Парень, постой-ка!»

Смущенно Андрей повернулся обратно —
Старик догоняет, сверкая глазами,
На лбу выступают пурпурные пятна,
И дым изо рта вылетает клубами.

«Эй, ты! Не спеши-ка… Неравные счеты!
Ты требуешь денег? — сказал он со злобой.
Так помни, сопляк, есть условье одно тут,
И ты от него отвертеться не пробуй!

Тебе нет пятнадцати. Молокосос ты!
А ты сеешь бунт по всему околотку!
Так вот, не бушуй, не высовывай нос ты,
Да кляпом молчанья заткни свою глотку!

Ты будешь являться по первому знаку,
Безропотно лбом подметать мостовую!
Постой же, к руке моей, словно собаку,
Покорно тебя подползать научу я!

Ступай!» — И замолк он. Глаза потускнели.
Он ветром надулся и вдруг стал зеленым,
И первые капли дождя зазвенели,
И к тучам угрюмым он взвился со стоном

В темной хате мать ждет сына
Беспокойно, молчаливо,
Сына нет как нет, хоть время
Возвратиться после школы.
Стынет в печке скудный завтрак, —
Не идет он. Вот стемнело,
Засветить пора бы лампу.

За окном гроза и ветер,
Хмурый дождь стучит по стеклам,
Заблудившись в темной нише,
Стонет голубь одинокий,
Мухи ползают по окнам.
Темный вечер опустился,
И давно тоскуют губы
По щекам сыновним теплым.

Повеяло влагой на ветхий порог,
И скрипнула дверь —
это шорохи ног…
Вот он хмурый и смущенный
Входит в сумрачную хату.
Он к груди ее прижался
Воспаленной головою.
Дождь трезвонит, голубь стонет,
Воет ветер, воет буря.
И Андрей спокойно дремлет
На коленях материнских.