Люциан Шенвальд - Плечом к плечу

Пускай терпение и кротость вам
Сопротивляться бурям помогают,
Пристало ль помнить огорченья там,
Где свет науки души наполняет!»

Он замолчал, и тишина
Над полднем крылья распростерла,
И зазвучало, как струна,
Звонка серебряное горло.

Зашелестело по углам…
Все громче шопот осторожный,
И голоса то здесь, то там
Перекликаются тревожно.

Директор встал. Как плод на ветке,
Его качнулась голова.
Он молча заглянул в отметки,
Подслеповатый, как сова.

Класс грянул… Но из гущи гуда,
Не в силах гнева превозмочь,
Вдруг кто-то крикнул:
— Прочь отсюда!
И стекла повторили:
— Прочь!

На самом углу, где в пыли кирпичей
Два дома стоят у оврага,
У двух перекладин СкобЕлек Андрей
Расстался с крикливой ватагой.

Расстегнутый ранец влача по траве,
Он медленно шел средь бурьяна,
И сладко гудело в его голове
От слов неспокойных Богдана,

Шел медленно… Сыпало солнце в пески
Слюды разноцветной обломки,
По ветхим заборам ползли огоньки
И таяли в пыльной поземке.

Все уже квартал, все сильней полумрак,
И шопот, и глина сырая,
И эхо ладонями хлопало в такт,
Удары шагов повторяя.

Дорога сужалась, и плющ-нелюдим
У каменных вился подножий.
Андрей отшатнулся… Стоял перед ним
Костлявый и черный прохожий.

Все ближе его раздавались шаги —
То призрак из сказки далекой!
Он ловит детей и сосет их мозги
И душит рукою жестокой.

«Вот глупость! — подумал Андрей, — чтобы днем.
Разгуливал дух!.. Суеверье!
Приближусь — и призрак окажется пнем,—
И это проверю теперь я!»

Андрей ощутил неприятную дрожь…
Но право же — трусом смешно быть!
Ну да! Он на чорта совсем не похож!
Так это старьевщик, должно быть!

Высокий и тонкий, как черный комар,
Шагал он, и ноги сгибались.
На черном цилиндре, как белый пожар,
Высокие перья качались.

И плащ длиннополый сбегал по спине,
И зонтик плыл шелковым змеем.
Он встал у стены, протирая пенсне,
И тихо промолвил Андрею:

«Ты, мальчик, не бойся меня, не дрожи,
Твой ужас меня удивляет.
Звезда ли сосет твое сердце, скажи,
Забота ль к земле пригибает?

Скажи, что мрачит твоих глаз небеса,
Не сказка ли в том виновата?
Иди же, взгляни мне без страха в глаза,
Доверься всем сердцем, как брату».

«Ты страшен мне! Кто ты? Откуда пришел?
Ответил Андрей торопливо. —
Ты длинен и тонок, ты черен и зол,
И сладкие речи фальшивы.

В лице ни кровинки, в глазах ни огня,
И губы твои — неживые…

И клюв твой куриный пугает меня,
И брови пугают кривые».

«Мой мальчик, мой мальчик, боишься ты вновь!
Но внешние чары непрочны,
Взгляни же поглубже — там шепчет любовь,
Как тайный подземный источник.

Дай руку, меня недоверьем не мучь,
Скорей позабудь опасенья,
Тебе подарю я к сокровищам ключ,
Послушай меня хоть мгновенье.

Есть зданья… Лазурью горит потолок,
Повсюду там встретишь хрусталь ты,
Их дно украшает янтарный песок, —
Пещеры из мха и базальта!

Там ярких зеркал неподвижная ртуть
И музыка сводов безгранных,
Там дышет бассейна прохладная грудь
Под вечным движеньем фонтана.

Вверху полукругом светлеет плафон,
Блестит, как родник, неизменно,
И мерно плывет меж стеблей и колонн
Сверкающих столиков пена.

Колонны, как лес, вырастают кругом,
И запах цветов опьяняет…
Ты понял? — сказал незнакомец. — Тот дом
«Большое кафе» называют.

В тот час, когда зной раскалит добела
Дома, тротуары и лица,
Покинув конторы, дворцы и дела,
Толпа в эти залы стремится.

И здесь, словно пальмы средь знойных пустынь,
Прохладные руки сплетая,
Прекрасные женщины — слепок богинь —
Сидят, наготою сверкая.

Как нежен на шее жемчужный горох!
Как ярко пылают рубины!
О розы из камня, вас вырастил бог
В скалистых и мрачных глубинах.