Люциан Шенвальд - Плечом к плечу

Бурей, вишнями, ярким алмазом
Завертел, заигрался, сверкая,
Лишь смеется прищуренным глазом,
И горит алый рот набухая.

Словно пчел шумный звон над травою
Разбросал он пинком шаловливым,
Он по степи несется волною,
Мнет цветы, давит гроздья и сливы.

Он кричит:
«Разве время сражаться,
Если лето вокруг зацветает?
Разве руки в асфальте родятся?
Разве ветер из труб вылетает?

Пусть посыпалась в Лодзи известка —
Мы же челн смастерим из бересты!
Или шум мастерских и заводов
Поважнее дроздов и удодов?»

Так гримасой и шуткой трактирной
Он над страстью Богдана смеялся
И, как тот над идиллией мирной,
Над призывом к борьбе издевался.

Знойный полдень и вечер морозный,
Дождь и солнце в одно сочетая,
РассыпАл он поддельные звезды,
Яд иронии в пафос вплетая.

Лгал, манил, притворялся серьезным,
И в ответ по всему переулку
Как из пушек ударило грозно:
«На прогулку!
Прогулку!
Прогулку!»

Едут дети бором
Через вал, песок и мост,
Едут по просторам
К ярам и озерам
Под баюканье колес.
И летит навстречу сталь,
И несется паровоз
Через вал, песок и мост.
Мельница, как птица,
За рекою мчится
Вдаль.

По оврагам вьется
Дыма черная струя,
Только пыль несется
К журавлям колодцев.

Через насыпь на края,
Через дерн летит назад
Дыма черная струя.
Мимо, избы! Мимо, сад!
Пятятся обратно
Маленькие пятна
Стад.

Телеграммы пенье
Ветер в волосы вплетет!
Слышно искр кипенье:
«Мы всегда в движеньи!»
К проводам их дым несет,
А на проволоке — глядь:
Воробьи — как точки нот.
Взором пашни не обнять.
Солнце вьет в колечки
Серебристой речки
Прядь.

Через лес зеленый,
Через день плывем насквозь,
И гремят со звоном
Буфера вагона
Под вагоном хочет ось
Усмирить колес разбег.
Пой вагон над гладью рек!
Пусть стремят колеса
Через мглу откоса
Бег.

Скатертью дорога!
Мост, болота, реки — прочь!
Там в лесу, у лога,
Гнезда и берлога.
Не…
в душе восходит ночь.
Сердце детское горит,
И тоски не превозмочь,
Словно в сердце мох лежит.
Ах, никто не чует —
Там на дне тоскует
Стыд.

Опустела школа
Вьется время, как паук…
Громче невеселый
Стук колес тяжелых.
Это камня мертвый стук
Или крик печальный дроф?
Это леса близок звук…
В том лесу сплетенье троп,
А на тропках тихо…
Тише. Тише. Тихо.
Стоп.

«Серебряное поле». Домик-малютка.
К нему виноградная зелень прижалась.
Скамейка, железнодорожная будка,
Да ящиков почтовых алость.
А вон огород за кустами малины,
Там тыква и мальва, морковь и барвинок.
И тут же, почти достигая до крыши,
Подсолнухи тянутся к солнцу все выше.

Здесь стрелочник старый живет, и отсюда
Бегут два ряда тополей серебристых,
Качается листьев зеленая груда,
И солнце скользит на вершинах ветвистых.
Везде тишина. Только против теченья
Несется вверху запоздалою тенью
Пернатая тучка, и вспомнили пашни:
Ведь это же дочь непогоды вчерашней!
Как чист горизонт!
Как спокойно в долине!
От запаха трав замирает дыханье.
В хлебах под ногами, в зеленой пучине,
Жильцов незаметных звучит стрекотанье.

Все громче бормочут сверчки полевые,
Медлительных пчел все сильнее гуденье,
И день, собирая лучи золотые,
Блестит, разрастается с каждым мгновеньем.

А там, за станицей, за домом, за рожью
Темнеет пустырь на поляне открытой,
Кустарника кучка торчит в бездорожье,
Склонясь над землею, дождями размытой.

Там школьники наскоро лагерь разбили,
Над ними качаются липкие почки,
И тени ложатся на серых от пыли
Заплатных штанах и бумажных мешочках.

И утро — как в ванне стоит по колено,
В лучах золотых загорается глина,
Вареных яиц скорлупа, словно пена,
На солнце блестит белизною невинной.

И сыплется соль в круглый стебель травинки,
В желтке незабудки и в смальце былинки.
И смех ручейками стекает в долину,
Как будто бы тихо звучит мандолина.

И голосом скрипки шуршит нам пергамент —
Сквозь музыку трав мы тот голос узнали.
Скажи слово «солнце» одними губами —
И ты на минуту забудешь печали.

Ведь даже учителя солнечный пламень
Сдавать заставляет на юность экзамен.
Он ходит в траве на руках, он смеется,
С мальчишками он вперегонку несется.