Наталия Логинова: Любовь, смерть и другие неприятности. 2006–2016 в стихах

под стать художнику. Не торопись, постой,

найди гармонию его афиш и труб,
оставь на карте улиц — изгиб губ.

Мир появился из вещей.
И я — ничья, и ты — ничей.
На барахолке пыльных душ
Я — чья-то мать, ты — чей-то муж.
И мы валяемся в углу,
И я хозяина не жду,
И ты, ненужный и чужой…
Лишь я с тобой, лишь ты — со мной.

Но всё страшней день ото дня —
Вдруг кто-то заберёт тебя?

Плакать-плакать, шмыгать носом,
тушь размазать — без вопросов,
пусть красные глаза — в слезах —
пусть.
К черту свадьбы и венчанья,
ты со мной по умолчанью,
а всё это, знаешь, просто —
грусть.

Вечно что-то не случится, ты меня не угадаешь…
Я тебя совсем не знаю.
Ты меня совсем не знаешь.

А верить в счастье — плохая примета,
оно вот возьмёт, затеряется где-то,
и финиш, малыш.
И ты вот ночами не спишь, а оно
храпит,
и ему всё равно.
А душа, эта дура, болит.

Только не надо, не рас-спрашивай,
что у меня да как.
У меня как всегда кавардак
На столе, на душе, на уме и в судьбе,
бесконечный такой кавардак.

Мир? Мир. Без обид,
лишь обид нам не хватало,
знаю, больно,
грустно,
пусто…

Начинаем всё сначала?

Мне одиноко без тебя.

Мне одиноко…
Не любя
не испытаешь этот ужас,
и недостаток теплоты,
твоязни у себя внутри,
когда сжимают нервы сердце,
не знаешь, куда деть — и деться,
а вы могли б прекрасно спеться,
когда бы думал он, кто ты
и о тебе. Важней второе,
ведь убегаешь с поля боя
лишь осознав, что ты — иное
и чужеродное ему.
Я все пойму. Сейчас не важно…
сейчас не важно ни-че-го.
Мне — одиноко. Это точка.

Мне будет хуже, знаю точно,
вокруг души кругом порочным
смыкается мой хоровод —
все те же страхи каждый год
и день, и час — ты нынче в о да,
я — как обычно на цепи,
и выбор донельзя банален —
или срывайся и беги,
или терпи. Сжав зубы, молча,
слова в обмен на многоточья,
все шатко, зыбко и непрочно,
измысленно… И ладно —
днем,
днем есть возможность где-то скрыться
и затаиться от себя.
Нет, ночью,
я одна с собою,
неприменимо слово «двое»,
когда я выжженная зноем
пустая,
мертвая земля.
Таких как я
никто не лечит —
чужие руки, время, миг.
Такие же как он — лишь мечут
слова
и забывают их,
а мне всё помнить…
Одиноко.

Мне страшно пусто без тебя.
Мне страшно. Без-на-дёж-но. Я
не открою никогда ведь
того, о чем я говорю.
Нет, буду мучиться годами
и поездами, городами,
татами, дурью, Мураками…

Но не признаюсь,
что люблю.

Ни звонка,
ни смски,
ни ответа,
ни привета.
У тебя гормоны, нервы — он там пропадает где-то.
Ты психуешь, ты бушуешь, закурила б — да не куришь,
ну а он вполне спокоен…
Черт.
А ты его волнуешь?

Солнце,
хватит
стрелять мне в сердце
словами своими
пускай не о чём, но
я же живая —
могу разреветься,
хотя не актриса,
хотя не в кино.
И дело не в том, что
твои разговоры
обиды и ссоры —
не только твои,
а в том, что подсела,
а в том, что фигово,
и в том,
что нет входа
в чужие мозги.

Я, знаешь, многое прощаю
и многим.
И, наверно, зря.

Ты можешь думать что угодно,
быть эгоистом нынче модно,
но это было явно подло.
Есть вещи, что простить — нельзя,
прощай.
Мы больше не друзья.

И ты не думай — нет истерик,
ты их не стоил никогда,
и это лишь моя беда,
моя привычка людям верить.
Заметь, я не виню тебя,
мои же грабли, в самом деле,
но надоело.
Хватит.
Спели,
и разошлись все по домам.

Удачи, солнце, и всех благ,
пусть будет у тебя всё так,
как и хотелось бы тебе.
пишите письма.

Но не мне.

И открою я дверь, и закрою окно,
и расскажешь ты мне, что тебе не везло,
что весь мир — это бред, равновесия нет,
и никто не оценит твой дерзкий сонет.

По-хозяйски усевшись на грешный мой стул,
ты расскажешь, что думал о жизни Катулл,
и что он был не прав, что-то там не признав,
и вообще-то из древних был мало кто прав.