Низами Гянджеви - Сокровищница тайн

В этом трудном пути все вперед погоняй ты коня,
Не кори неразумных, свое милосердье храня.

Вот старания зеркало. Твердо, в упорстве великом
Ты, глядясь в эту гладь, будь обрадован пламенным ликом.

Ты покайся в грехах, им указом господним грозя,
И припомни о том, что судьбе покоряться нельзя.

Некто, чтивший мечеть, был в беде неожиданной. Он
Стал с притонами темными в тяжкой тоске обручен.

Лил он в чашу вино, лил из глаз он обильные слезы,
«О, беда, — он стенал, — я возмездья предвижу угрозы.

Птицу страсти мне в сердце вселил непредвиденный рок.
Стали четки мои, словно пойманной птицы силок.

Мне Кааба запретна, — неслись его тяжкие стоны, —
Мне, как видно, судьбою назначены только притоны.

Знаки звезд надо мною поплыли проклятием злым —
Каландаром я был — а остался гулякой пустым.

На меня уж никто не посмотрит почтительным взором,
И притоны, где я, еще большим покрылись позором.

Ах, уйти бы от мира! Не знать его горестной мглы!
Пыль дороги земной пусть моей не коснется полы!

Эта воля судьбы, что я здесь, где языческий идол!
Это рок мою душу притонам неправедным выдал!»

Но ведь свет милосердья от смертных людей недалек.
Некто юный, укрытый за темной завесой, изрек:

«Не считай, что дела твои злобным ниспосланы роком,
Сотни схожих с тобой этой жизни влекутся потоком.

Ведь раскаянья двери, ты знаешь, открыты для всех.
Перед нами омой ты слезами свой тягостный грех.

Если к нам ты пойдешь, то прощенья заслужишь. Когда же
Не пойдешь — поведут; ты суровой достанешься страже.

Твое пастбище — луг, то холмистый, то гладкий. И всё.
Небеса — твой тростник, изумрудный и сладкий. И всё.

Собирай свой припас, не дремли и не спи ты ни часа,
В даль, где нет бытия, не иди, не имея запаса.

Для чего эти слезы? Кровавые слезы таи.
Для чего эти сны, эти сладкие дремы твои?

Встретит вера тебя погруженным в дремоту, усталым,
И укроет свой лик под печальным она покрывалом».

Царь воссел на коня: дух в поход собрался, Низами!
Не промедли! Свой взор ты в просторную ночь устреми.

Ты последний свой круг не спеши совершить, небосвод!
О земля! Отдали ты беды неизбежный приход!

После золота дня вечер стелит багряную ризу.
То, что было вверху, неуклонно склоняется книзу.

Дышат недра земли, смутный ужас во мраке храня.
Будет страшно земле сотрясение судного дня.

Забушует, безумье; и вот не пройдет и мгновенья, —
И небесных цепей разотрет оно крепкие звенья.

Вихри взвихрят весь мир, набежав из нездешних степей,
И земля, обезумев, сорвется с небесных цепей.

Так безумна земля (кто иначе о бешеной скажет?),
Что на стане своем пояс неба мгновенно развяжет.

Вечер цвет позабудет, а утренний час — аромат,
Небосвод от чоугана , земля от мяча отлетят.

И ударит земля по лазури тяжелым ударом,
Небосвод ей ответит ударом и ловким и ярым.

И, пылая огнем, он ударит опять и опять,
Он захочет всю землю, удар за ударом, разъять.

Разорвет он свой плащ в этой смене гремящих событий,
И жемчужины звезд разорвут свои светлые нити.

И падет небосвод, и земные взметет он поля,
И, крутясь в исступленье, поднимется кверху земля.

Небосвод и подлунную люди томить перестанут,
Под стопами людей все дороги пылить перестанут.

Высь не будет в заботах о людях и ночью и днем,
И забудет земля о безумном коварстве людском.

Будет стыдно созвездьям за то, что почтительны были
К малой горстке земли — к человеку, подобному пыли.

Как змея, небосвод изовьется лазурным кольцом,
Чтобы землю пожрать пред своим неизбежным концом.

Страждет печень земли: ей безмерно наскучили люди!
Да, одни только вы эту землю измучили, люди!

Почему же земля в этой чаше печали лежит?
Почему эта чаша, синея, о смерти твердит?