Низами Гянджеви - Сокровищница тайн

Но великая воля, веленью верховному вторя,
Каплю влаги послала из дивного милости моря.

И сошла эта капля, и влага возникла, и вот
В круговое движенье лазурный пошел небосвод.

Из текучей воды взвился прах, и случайность вот эта
Смесь твою создала, — и возник ты из мрака и света.

В путь поднявшись затем, ты из этой уйдешь мастерской.
Ты — лишь прах, что поднимется где-то за синей рекой.

О, блаженно то время, покуда на свете ты не был,
Был твой лик не начертан, и в смене столетий ты не был.

Звездный взор небосвода ничто не желало привлечь.
Уши бедной земли еще нашу не слышали речь.

И покуда на землю еще не поставил ты ногу,
Бытие восхваляло пространства пустую дорогу.

Еще не были, знай, дни и ночи тобой тяжелы,
Силы жизни дремали, и были в то время не злы

Сада мира колючки. И сроки безгорестно плыли,
И на легком пути еще не было тягостной пыли.

И лучам Близнецов было сладко сияньем играть.
Вы в сиянье, врачи, не могли нашу кровь отворять [99] По мнению древних астрологов, когда в гороскопе появляется созвездие Близнецов, нельзя делать человеку кровопускание. .

Если месяц, плывя, становился на миг темноликим,
Не срамили его медным грохотом, шумом великим [100] На Востоке во время лунного затмения били в медные тазы, чтобы испугать дракона, который в это время якобы заглатывает луну, и заставить его выплюнуть ее. .

И к Зухре на земле посрамленье еще не пришло,
В колдовском Вавилоне Харута дремало крыло.

Не был ты на земле, и в лазурной ты не был пустыне,
Где-то с краю ты был, а тоска по тебе — в сердцевине.

И когда в этот мир образ кем-то ниспослан был твой,
О тебе небеса переполнились гулкой молвой.

Дурноглазым ты был для созвездий, что в сумраке мрели,
И смятенье ты создал в плывущих светил колыбели.

Еще дням и годам не известен был времени ход,
Но ты дал им названье, повел их незыблемый счет.

Словно зеркало, был непорочный простор мирозданья,
Но его, о порочный, твое замутило дыханье.

И восход поднял ты, и повел ты его на закат,
Создал истину зорь и рассвет, что обманывал взгляд.

Неразумному небу проклятий пошлю я немало:
Оно пояс служения людям зачем повязало?

Был на небе ты назван великим созданьем души,
Но тебе, видно, льстили. Ты верить словам не спеши.

Злое горе! Венец головы человека дороже;
Пса дороже ошейник; осла — его торба. О боже,

Сколько было бахвальства! В пустых и хвастливых речах
Говорил ты о том, что весь мир — только горестный прах.

Но весь мир ты отдашь за пригоршню размешанной глины.
За обмазку для стен все отдать ты бы мог без кручины.

Всю поверхность земли огорчать ты как будто бы рад,
Хоть бы ты под землею лежал, как припрятанный клад!

Ты в безумье великом. Для разума всюду помеха
Из-за этих небес, — из-за серого цвета ореха. [101] Низами сравнивает небо с орехом, так как орех в медицине его времени считался обладающим «холодными» свойствами, а с неба дуют холодные ветры.

Чтобы ты, как орех, в тесной тьме навсегда не исчез,
Удались от ореха, от беличьих этих небес.

Ночь — не мягкий бобер, день не схож с белизной горностая,
Сутки — пестрая ласка, драконам подобная, злая.

Смелой кошкой не будь, не сердись, пестрой ласке грозя,
С вероломною лаской тебе состязаться нельзя.

Лев являлся на берег. Опасно под сим небосводом.
Почему ж, как олень, к этим страшным приходишь ты водам?

Если видишь вдали голубое сияние вод, —
Это марево влаги лукавый послал небосвод.

Ты коня не гони, не узнаешь ты радостной доли.
Оближи свои губы: ты видишь мерцание соли.

Чтобы жажды не знать, чти рассудка нелживый кумир;
Коль гумно сожжено, ты припомни, что есть табашир .

Перед тем, как Иосифом горестный жребий был выпит,
Над колодцем своим он божественный видел Египет.

Ты пришел из лазури, но желтым твой сделался лик.
В этом темном колодце ты, жаждая блага, поник.