Вадим Алексеев - Хорхе Луис Борхес. Алгорифма

И тот, кто смотрит на песок в песчезне,

Видит, как канет в навсегда исчезне

Империя. С собой сравнил Коган "ге"

Букву, на кран похожую. С кинжалом

Играющий предзнаменует смертный

Миг Цезаря, который не бессмертный,

А Соломон приходит к вам с кружалом.

Кто спит. Тот есть все люди, и кто грезит,

Сны видит человечества, не так ли?

Героем осознать себя в спектакле,

Который пьяных общество тверезит

Крутой расправой над англосаксонцем…

Но есть ли что-то новое под солнцем?

Всё происходит в первый раз, но вечно

Он повторим самовосчеловечно.

Читающий слова мои в миг этот

Мурлыкает, как лев, со мной овечно:

"Крещаем был с Христом в одной реке тот,

Кто перенял злодейский этикет от

Жидовской кодлы, душеизувечно

Калечащей младенцев, чьих в мешке Тот

Египетский обрезков (не остался

Ли там ещё один?) не досчитался,

Хотя пересчитал их многократно.

И сфинксу, что недавно лишь быть стался,

Эдип премудрый так и не достался.

Еврейский князь и мыслит не превратно.

Маша Кодама принесла мне это.

Вот так авторитет в руке поэта

Забавно-легкомысленный! Кто знает,

Что это, тот достоин статуэта.

Лишь тех, кому он совести пятнает,

К богатству допускают. Вспоминает

Чиновник быстро свой пик пируэта,

Когда его нога под зад пинает.

Ты знаешь, дорогая негриэтта,

Что значит конгруэнт для конгруэта?

Скандал на эту тему заминает

Масс-медиа и красна чем буква "э" та?

А словом "экзекуция"! Сминает

Холм славы поворот пескоструэта…

Я чувствую: империи он часть,

Чьё время вечнотечно, и стеною

Отгородясь от праведных стальною,

Вы разместили воинскую часть

В стране, где пахнет смертью, на злочасть

Её народу, и тому виною

Он, грех содомский. Пахнет там войною

Его где запах, но ведь и запчасть

От человека, волосы ли, почка

Немало стоят. Набухает почка

Среди зимы, которая тепла,

Бьётся кувшин и рвётся вдруг цепочка,

И колесо колодца, что дотла

Сгорел, не оросит уже пупочка -

В негодность злата перевязь пришла…

Я думаю о мудром Джуан Дзы,

Которому приснилось, что летает

Он бабочкой… Лёд Гималаев тает,

Пересыхает Ганг, да и Янцзы.

А населенье там растёт в разы.

Кто тут людьми индусов не считает

И жёлтыми китайцев почитает,

Ибо они не в медные тазы

Блюют, а ставят в яшмовые вазы

Цветы и вместе с нами смотрят в азы,

Буки и веди. Звёзды говорят,

Что Джуан Дзы не вспомнил, кто приснился

Кому, но мудреца сон объяснился…

Они же наяву это творят!

О кустаре я думаю, согнувшем

Бамбук (при этом с грацией какою!

Приятно чтоб держать было рукою),

Природу, но не Бога обманувшем,

Изящество придать не применувшем

Изделию. Я думаю с тоскою,

Что красота и с пошлостью людскою

Переспала не Джуан-Дзы вздремнувшим.

Звездою в кладязь бездны заглянувшим

Денница светит чёрной. Никакою

Надеждой тот, не спорил кто с рекою,

Но по теченью плыл во дне минувшем,

Не озарён. Вздрочнувшим и уснувшим

Зияет он не к вечному покою.

Нас связывает нечто, вне сомненья.

Не невозможно, Некто нас связать

Узлами мрака – тьмою наказать! -

Намерен, и не будет поумненья,

Ибо глупец уверен: извиненья

Достойна его слабость, так сказать,

И нет того, кто мог бы притязать

На оправданье вместо обвиненья.

Не невозможно: универсум наш

Нуждается в окове самой мрачной,

Как в позе подчиненья накарачной

Самец-аутсайдер – выгнулся он аж! -

Перед самцом-вождём. У обезьяны

– Смотрите! – те же, что у нас изъяны.

Прежде войти чем в пекло, солдатня

Пьёт долгими глотками из цистерны.

Подошвы ног мне искололи стерны…

Содома царь поймать велел меня,

Еретика, за проповедь гоня

Любви, которой запахи не серны,

А за поэму "Как рождают серны"

Синедрион назначил приз, ценя

В тридцать монет главу мою на блюде.

Ну а Иуда сколько стоит, люди?

Не та же ли цена, что за Христа

Уплачена? Надменности в верблюде

Хоть отбавляй. Позор перетерплю-де.

И ящик у него – вместо креста.

Вода нарисовала иероглиф,

Который и изящен, и уродлив:

"Гомосексуализм", и прошептала:

"Что я вошла, игрок, в твоё нутро – блеф,

Ибо я тут же потом твоим стала.