Дмитрий Мережковский - Варианты стихотворений

И, в одиночестве, у сердца своего

Почувствовать на миг хоть что-нибудь живое.

Вот так.

(Обнимает ее).

Пускай вся жизнь — неуловимый сон,

Пускай весь мир — ничтожное виденье —

Я докажу себе, что есть один закон,

Одна лишь правда — наслажденье!

(После минутного раздумья отталкивает Беатриче).

Обман, и здесь обман! Оставь меня, уйди…

Потухла страсть; в душе лишь ужас без предела…

Мне показалось вдруг, что я прижал к груди

Холодное, как лед, безжизненное тело…

Увы! погибнет красота,

И кудри выпадут, и череп обнажится…

Где ныне вешних роз свежей твои уста —

Там щель беззубая ввалившегося рта

Бессмысленной, немой улыбкой искривится.

Оставь меня! Прочь, все уйдите прочь!

За пышной трапезой, сияющей огнями,

Мне кажутся теперь все гости — мертвецами,

И давит грудь, как склеп, томительная ночь. [48]

Сильвио

вм. ст. 4 Скорей, безумцы, пир кощунственный прервите!

реплики

Сильвио:

«Довольно!

Факелы…» [49]

Базилио

после ремарки: Мой час теперь настал.

«Гости Не в наслажденьях смысл и цель существованья,

уходят…» Не все погибло, есть великий идеал.

и перед Он мог бы утолить души твоей страданья,

монологом Не все разрушены сомненьем алтари…

Базилио: Но, сын мой, жаждешь ли ты Бога?

«Умом

бесстрастным…»

и т. д.

Сильвио

Говори.

после ст. 4 Сильвио

реплики

Сильвио: Наука даст ли ключ к разгадке мировой,

«Скажи, Пойму ли я, что там, за призрачной вселенной,

достигну За всеми формами, за дымкой жизни тленной?

ли…»

между ст. 4 Сильвио

и 5 монолога И, если истина навеки мне чужда, —

Сильвио: Зачем о ней грущу, и если все, что стражду,

«Если Лишь детский бред, зачем мучительную жажду

так…» Не в силах я убить ничем и никогда?

Зачем Творец не скрыл, что мысли есть граница,

Зачем на волю рвусь, как пойманная птица?

Клотальдо

Между Предай всю мудрость ложную проклятью,

репликой Забудь все книги — дух твой омертвелый

Клотальдо: Обвеется теплом и благодатью —

«Наука — ложь…» Из сумрака избушки закоптелой,

и т. д. u С нагретой солнцем ржи на ниве зрелой

монологом Трудись — и все печали ты забудешь,

Сильвио: Как птица вольная под кровом неба,

«О пусть в груди Трудись — и горд, как бог, и счастлив будешь

моей…». Ты каждой крошкой трудового хлеба…

Вернись к земле! Здоровие, природа

И тяжкий труд — иного нет исхода!

Сильвио

Бороться с нищетой, изнемогать, трудиться,

Потом, когда бедняк в сырой земле сгниет,

Удобрив чернозем, из почвы хлеб родится,

Из хлеба — жизнь людей, но люди возвратиться

Должны к сырой земле, — и снова хлеб взрастет:

Из жизни — смерть, из смерти — жизни

всходы, —

Таков круговорот бессмысленной природы.

Но если б знал его счастливый твой мужик,

Но если б он свое ничтожество увидел

И не был бы так груб, невежествен и дик, —

Он проклял бы судьбу, он жизнь бы ненавидел.

Так вот твой идеал? Отречься от всего,

Уснуть животным сном, убить в себе рассудок,

Весь век в поту, в грязи работать для того,

Чтоб завтра чем-нибудь наполнить лишь желудок.

между ст. 4 и 5

этого же Ведь жизни внутренней незримые богатства,

монолога Сокровища ума, следы наук, искусств, —

Сильвио Их истребить нельзя, и я во имя братства

(«О пусть в Отречься не могу от прежних дум и чувств.

груди моей…» В деревне, за сохой, я в нищенской одежде,

и т. д.) Останусь богачом, изнеженном как прежде,

С народом не сольюсь в неведомой глуши.

Я сброшу горностай, забуду трон, величье,

Но что все внешние ничтожные отличья

Пред этим внутренним неравенством души!

Идти в народ шутом в наряде маскарадном…

Но сам мужик мое стремление к добру

Сурово заклеймит укором беспощадным,

Как недостойную игру.

Мечту для бедных быть товарищем и братом,

Бежать из городов, в полях найти приют,

Нужду, и черствый хлеб, и деревенский труд —

Ты можешь сделать все утонченным развратом.

Наружностью бедняк — ты клад душевных сил,

Ты роскошь внутренних неравенств сохранил,

А между тем в глазах глупцов ты вдохновенный

Апостол-труженик, могучий и смиренный.

И вот, не жертвуя, не тратя ничего,

Твой праздный ум пленен роскошною забавой,

И беспредельного тщеславья твоего

Ты жажду утолил легко добытой славой.

Так прихотливый сибарит

Суровой пищею искусно раздражает

Уснувший, дряхлый аппетит