Николай Агнивцев: Блистательный Санкт-Петербург

Через миг, ужасно резко,
Чьей-то гневною рукой —
Вновь поднялась занавеска!
— Ой, Агнесса! Ой-ой-ой!..
Ах, как грустно! Ах, как жалко
Неудачников в любви!
Муж Агнессы с толстой палкой
К ним подходит быстро… И —

Ах, Агнессочка, Агнессочка!
Опустилась занавесочка!..

Смерть с Безумьем устроили складчину!
И, сменив на порфиру камзол,
В Петербург прискакавши из Гатчины,
Павел 1-ый взошел на престол.

И, Судьбою в порфиру укутанный,
Быстрым маршем в века зашагал,
Подгоняя Россию шпицрутеном,
Коронованный Богом капрал.

Смерть шепнула Безумью встревоженно: —
«Посмотри: видишь гроб золотой?
В нем Россия Монархом положена,
Со святыми Ее упокой!»

Отчего так бледны щеки девичьи
Рано вставших Великих Княжон?
Отчего тонкий рот Цесаревича
Дрожью странною так искривлен?

Отчего тяжко так опечалена
Государыня в утренний час?
И с лица побледневшаго Палена
Не отводит испуганных глаз?..

Во дворце не все свечи потушены,
Три свечи светят в гроб золотой:
В нем лежит Император задушенный!
Со святыми Его упокой!

Ах, шум кулис извивно-узких!
Ах, закулисная фриволь!
Ах, блеск театров Петербургских!..
Все знаю — я принцесса Моль!

Я помню радостные миги…
Я помню преклоненный зал,
Когда беcсмертный Каратыгин
Вдвоем с Бессмертием играл!

И вижу я, как в медальоне,
Как только что ушедший сон:
Носок летающей Тальони
И четкий профиль Монбазон.

И сквозь столетие, доныне
Из глубины могильных плит
«La donna» юного Мазини
Еще в ушах моих звенит…

Но в Вечность огненным закатом
Ушли былые времена.
И, ныне, в 910-ом
Иные встали имена.

И, стариков своих не выдав,
Неколебимы средь толпы
Варламов, Ходотов, Давыдов —
«Александринские» столпы…

Ах, Петербург, в борьбе с судьбою,
В глазах все небо затая,
Горит лампадой пред тобою
Комиссаржевская твоя.

То упадая, то взлетая,
С Невы на целый мир кругом
Сверкает Павлова 2-ая
Алмазно-блещущим носком.

А «Летний Буфф»!! Ах, в исступленьи,
До Невскаго несется «bis»,
Когда там с Вяльцевой в «Елене»
Играет Северский — Парис…

Скороговорщиком затейным
Во всю резвится второпях,
Курихин Федя на Литейном
В ста восемнадцати ролях!

Но, чу… Часы!.. Как быстро осень
Спускает с неба вечера!..
На Петропавловке бьет «8»
И мне в «Мариинский» пора!

Сейчас, как мухи на бисквите,
Все дамы — там!.. Наперечет!
— Ах, там ведь Собинов, поймите,
Сегодня «Ленского» поет!…

Ах, я устала, так что даже
Ушла, покинув царский бал!..
Сам Император в Эрмитаже
Со мной сегодня танцевал!

И мне до сей поры все мнится:
Блеск императорских погон,
И комплимент Императрицы.
И Цесаревича поклон.

Ах, как мелькали там мундиры!
(Знай только головы кружи!)
Кавалергарды, кирассиры,
И камергеры, и пажи!

Но больше, чем все кавалеры,
Меня волнует до сих пор
Неведомого офицера
Мне по плечам скользнувший взор!

И я ответила ему бы,
Но тут вот, в довершенье зол,
К нему, сжав вздрогнувшия губы,
Мой муж сейчас же подошел!..

Pardon! Вы, кажется, спросили
Кто муж мой? Как бы вам сказать.
В числе блистательных фамилий
Его, увы, нельзя назвать…

Но он в руках моих игрушка!
О нем слыхали вы иль нет?
Александр Сергеич Пушкин,
Камер-юнкер и поэт!..

У нее — зеленый капор
И такие же глаза;
У нее на сердце — прапор,
На колечке — бирюза!
Ну и что же тут такого?..
Называется ж она
Марь-Иванна Иванова
И живет уж издавна —

В том домишке, что сутулится
На углу Введенской улицы,
Позади сгоревших бань,
Где под окнами — скамеечка,
А на окнах — канареечка
И — герань!

Я от зависти тоскую!
Боже правый, помоги:
Ах, какие поцелуи!
Ах, какие пироги!..
Мы одно лишь тут заметим,
Что, по совести сказать,
Вместе с прапором-то этим
Хорошо бы побывать —

В том домишке, что сутулится
На углу Введенской улицы,
Позади сгоревших бань,
Где под окнами — скамеечка,
А на окнах — канареечка
И — герань!