Евгений Клюев - Зелёная земля

С дружелюбной враждою

мы сыграем в твоё и моё -

и в ничьё и чужое.

А когда уже всё раздадут -

даже всякую мелочь,

я останусь внакладе и тут.

Ничего, что ж поделать:

слишком мало на свете вещей

(это – хлеб, это – вишня) -

кто-то должен остаться ни с чем:

извините-так-вышло.

За вещами уйдут имена

(это – снег, это – порох) -

из всего, чего нет у меня,

можно выстроить город.

А представишь себе, что – потом:

ад, чистилище, дескать… -

всё вокруг только пёстрый картон

этих карточек детских!

Что память, что обманщица поёт,

когда трещат основы мирозданья

и забивают наглухо, гвоздями,

вольнолюбивый – на ночь – небосвод?

Какая там луна или звезда -

не нужно благородного металла,

а нужно, чтобы небо никуда,

любезное, ночами не летало,

чтоб посреди вселенской пустоты

дремучая, как лес и совесть, дрёма

привязывала буйные кусты

к стене полуобрушенного дома.

Но память-лгунья, в зарослях шурша

прелестными, бесчестными словами,

рисует очертанья шалаша,

и юность, и очей очарованье,

и может статься – почему бы нет? -

что, напевая песенку кривую,

обманщица сия, сия певунья

нас как-нибудь да выведет на свет!

Всего и дела что – вздохнуть,

расширив суток промежуток!

Как знать, а вдруг от этих суток

и мне перепадёт чуть-чуть?

Минут пятнадцать возле Вас,

не веря этакой удаче,

не думая, что будет дальше,

но – набирая про запас

два взмаха рук, два слова уст:

мне жить ещё!..

И, между нами,

сухой паёк воспоминаний

не так-то уж и плох на вкус:

слезой разбавишь и – живёшь

на хлебе и воде былого,

весь день твердя два Ваших слова,

а прочих слов не ставя в грош.

У встреч обуглены края.

У вечности шаг черепаший.

А эти клочья жизни Вашей -

они и есть вся жизнь моя.

Ещё и завтра будет жизнь у нас:

ещё не вся природа облетела,

ещё не вся душа ушла из тела

и не настал последний раз и час -

ещё и завтра будет жизнь у нас.

Шарф завтра дошуршит свою балладу

зонт высохнет до завтра как-нибудь -

и начатый в апреле крестный путь

продолжим завтра мы по снегопаду:

ещё и завтра будет жизнь у нас.

И будет в небесах сиять Парнас,

и будет намекать на близость рая.

Ещё и завтра будет жизнь у нас -

я говорю, сегодня умирая.

Ещё и завтра будет жизнь у нас.

В Москве светает, а тебя увозят.

В Москве суббота, а тебя увозят.

На девяти вокзалах стон стоит

и плач стоит: это тебя увозят.

Тебя увозят – и звонят все церкви,

летят все птицы, и звонят все церкви -

все сорок сокрушённых сороков,

но нет других – и вот: звонят все церкви.

Звонят все церкви, все мосты сгорают:

пожар в Москве – и все мосты сгорают,

я на пылающий ступаю мост

и знаю, знаю: все мосты сгорают.

Мосты сгорают, а тебя увозят.

Куда бежать? Они тебя увозят!

Проснись, глупец, опомнись: кто – «они»?

Не знаю, но они тебя увозят…

Ради этой минуты я ехал, и ехал, и ехал -

в обезумевшем поезде, полном рассвета и дыма,

оставляя свой дом, свою родину – махом и чохом,

нелюдимо косясь на соседей, куря нелюдимо.

И потом я стоял, и стоял, и стоял: изваяньем,

истуканом, болваном – на самом краю ожиданья,

и мелькала в толпе золочёная пряжка твоя мне,

но была не твоя, а чужая и снова чужая.

Я там прожил ещё одну жизнь: я родился и вырос

прямо возле метро – в самой гуще кишащей, прохожей -

и навеки впитал в себя злую рассветную сырость

всем моим существом: всей душою, всем сердцем, всей кожей.

А настала пора умирать – я сказал себе: полно,

человек-не-пришёл-значит-так-человеку-угодно.

И меня поглотили холодные чёрные волны

безысходной толпы у подземного у перехода.

Спасаться стихами – чужим, бестолковым их шумом, -

ловить журавлей по холодным, по зимним бульварам,

быть призраком лета косматым размашистым шубам

в пальто – моложавом и узком, но грузном и старом.

Я вам прихожусь, дорогие мои, неизвестным,

двумя неизвестными – маем и вместе июнем,

я вам пригожусь – вашим спальням, огням, занавескам -

как тень или воспоминанье о чём-нибудь юном.

Бульварный напев, стиховой перепев журавлиный,

молох снеговой!., и, запрятав тепло под ресницы,

я вижу оттуда снега – неизбывной лавиной,

и мёртвые падают под ноги с неба – синицы.