Евгений Клюев - Зелёная земля

Имя – так сказать, бремя… или же вымя,

что до фамилии с отчеством – тут увы:

те, что имели место, заменены другими,

выдуманными однажды из головы,

под настроенье: и всё-то под настроенье -

без настроенья строенья не возвести.

В общем, всё – липа, туфта, щебёнка, каменья…

почему-то не выброшенные по пути.

Помню над колыбелью весёлую фею-с…

с именем, значит, в руках – говорит, возьми.

Впрочем, не отзывался и не отзываюсь -

просто с тех пор неправильно называюсь

всякими обстоятельными людьми.

В имени – вымени – нет никакого проку:

выменял как-то на склянку пустую и на

не подошедшую к ней красивую пробку -

вот таковы и есть они, имена!

Надо бы – на солдатика или монетку,

но ни того, ни другого никто не давал,

дали воздушный шарик, да не удержал за нитку -

полный облом получился, полный обвал.

Стало быть, кто ты, и чей ты, и прочие трали-вали -

стоят недорого, и ничего в них нет.

Может, и хорошо бы, если бы меня звали…

но не зовут – никуда, уже много лет.

Ну, а тогда – Бог с вами, а также с нами,

во вторсырье сдаётся наш гордый «Варяг».

За исключеньем, конечно, того, если имя – знамя…

только вот с этим тут как-то совсем напряг.

Видимо, возраст преклонный – птичка в летах.

Или же непреклонный… но это я так,

это я так – из некоего пижонства:

на воду, значит, не дул, но и не обжёгся,

то есть не то чтобы там уж… совсем простак!

Но это я так.

Возраст, когда на картине «Вечный покой»

видишь не реку, а только что за рекой,

и когда, в сотый раз перечитывая «Одиссею»,

вдруг говоришь себе: кажется, я лысею,

и Пенелопина верность – такой пустяк!

Но это я так.

Возраст, когда на признанье тебе в любви

ты уличаешь в глупости визави

и, приходя на свидание, вместо астры

даришь вдруг том с монологами Заратустры,

в астре внезапно увидев намёк на брак.

Но это я так.

Возраст, когда на показ парада планет

ты отзываешься вдруг громогласным нет

и когда народному шествию ты, затворник,

предпочитаешь судоку и свежий творог

или творог… с удареньем на двух местах.

Но это я так.

Возраст, когда конфеткою из дерьма

не обмануть: ах, детка, скушай сама,

и когда в ответ на слова: «Я о Вас наслышан», -

выбегаешь в сени к своим навострённым лыжам,

пуще жизни и смерти боясь лобовых атак.

Но это я так.

Возраст, когда и возраст уже не возраст,

а только небо – небо в высоких звёздах,

а только море – море в тарелке супа,

где утонуть бы – только, наверно, глупо:

вытащат всё равно… ведь у них черпак!

Но это я так.

Ох, не смешите, пожалуйста: я с бородою,

а борода бывает вы знаете у кого.

Я от неё, конечно, не молодею,

но насчёт пола… выгляжу стилево.

Если же кроме шуток, то, кроме шуток,

нету у нас ничего – разве печка на колесе,

ибо весь мир наш весёлый безалаберно шаток,

и ужасно мы в нём разнополые все.

Пол на поле, значит, и полом же погоняет -

и полами размахивают пальто!

Так что, если пробки перегорают и огня нет,

очень трудно диагностировать, кто есть кто.

Говорят: мужчина, а он алкоголик,

или женщина, а она трезва… -

вместо крестика иногда приходится ставить нолик

или вписывать какие-нибудь слова:

скажем, пол – «растительный», или, напротив,

он «геометрический», как узор…

впрочем, можно жизнь прожить – вообще не увидев

половины полов в упор!

Но на всякий случай я с бородою,

а борода бывает вы знаете у кого -

и от этого выгляжу под стать чародею,

то есть бороду использую целево

и брожу по свету – бородатым, весёлым,

извлекая из воздуха за сюрпризом сюрприз,

и кичусь перед всеми своим редкостным полом,

хоть ты тут застрелись!

А когда вечерами возвращаюсь по шпалам,

то задумываюсь – правда, далеко не всегда,

для чего нам пол и что будет с полом

в тех краях, откуда светит звезда.

Тут всё захламлено и слишком много сложностей,

тут всё обломки и осколки, воют волки,

и магазин национальных принадлежностей,

и переполненные полки,

и непонятно, где у нас дневная выручка,

и сдача кончилась, и касса не фурычит,

и продавщица – хоть и западная выучка -

всё время врёт и только голову морочит.