Александр Житинский - Снежная почта

Вам, девушка в партере,
Вам, девушкин жених,
Дарил ее по мере
Способностей своих.

Но где-то в середине
Шекспировских страстей
Увидел – нет в помине
Меня среди людей.

Я растворился в зале
Средь ваших душ и тел,
Но лучше вы не стали,
А сам я – опустел.

Я стал теперь помельче,
Себя не сохраня,
И лишь немного желчи
Осталось у меня.

Излить ее бумаге,
А там когда-нибудь
Себя подставить шпаге
И глубоко вздохнуть…

«Этот Гамлет, он заслуженный артист,
Поменял двух жен, молоденьких актрис,
А теперь живет с народной из кино.
Впрочем, это для искусства все равно.

Он недавно был в Париже, говорят.
Замечаете, какой надменный взгляд?
И мешочки под глазами. Пьет, как гнус!
Впрочем, это для искусства даже плюс.

А на днях я повстречал его в метро.
Шел с букетиком и щурился хитро.
По всему видать, пройдоха хоть куда!
Впрочем, это для искусства не беда.

Чем заслуженней артист, тем он наглей.
Он за выход получает сто рублей!
И за что ему везде такой почет?..»

Вот вам мой стенографический отчет.

Простите за грубость, искусство,—
Оно вам до лампочки, сэр!
Разбудит в вас бульшие чувства
Красиво нарезанный сыр.

Простите! Еще, кроме сыра,
Копченая есть колбаса.
Зачем же ходить на Шекспира,
Бессмысленно пяля глаза?

На чёрта вам слушать Гамлйта
И прочих дурацких фигур,
Коль есть отбивная котлета,
А также сациви из кур?

Неужто вам так интересно,
Кто будет в финале убит?
Искусство – оно бесполезно
И в целом здоровью вредит.

Но главное даже не в этом!
А вдруг западет вам на ум
Внушенная тем же Гамлйтом
Одна из опаснейших дум?

А вдруг вам захочется тоже,
Безумствуя: «Быть иль не быть?»,
Махать кулаками из ложи
И люстры хрустальные бить?

Шекспир – это все же не шутка!
Прошу вас, ступайте домой!
Уже фарширована утка
И зреет в печи духовой.

Любить людей, угрюмо ненавидя,
Иль ненавидеть, искренне любя?
Не лучше ль, никого из них не видя,
Старательно описывать себя?
Себя – чревоугодника, повесу,
Предателя, фальшивого льстеца,
Актера, наспех вставленного в пьесу,
Болтливого пророка, подлеца.
Себя, в котором тысяча пороков
И столько же блистательных идей,
Усвоившего несколько уроков
Среди людей, на людях, для людей.
Себя – героя, циника, невежду —
Перетрясти, как старый чемодан,
Испытывая тайную надежду,
Что зрители воспримут как обман,
Как зрелище, как позу, как рисовку
Мою с натуры списанную роль.
Обрадуются, разгадав уловку:
«Король погиб? Да здравствует король!»
Орите – на галерке и в партере —
Приветствуя, завидуя, кляня!
Мой судия – внутри, и к высшей мере,
Страдая, он приговорит меня.

Помощи ждет? Совета?
В зале так мало света!
Не различаю глаз.
Что же сказать вам, зритель?
Ваш офицерский китель —
Он разделяет нас.

Вы человек, который
Служит стране опорой.
Я же служу шутом.
Нет, от моей улыбки
Стены не станут зыбки,
Не покачнется дом.

Быть не должно двух мнений:
В Гамлете тьма сомнений,
Но, как ни странно, вы
Ищете в черном зале
Совести и печали,
Пищи для головы.

Знайте, пока мы рядом:
Вы с напряженным взглядом,
С горькой усмешкой – я,
Надобны в равной мере
Мне – ваша твердость в вере,
Вам – боль и скорбь моя.

Старичок с лицом поганки
В будке сплюснутой сидит,
Как танкист в картонном танке,
Мертвым шепотом свистит.

Он доверенный Шекспира.
Вот трагедия творца:
Точно гроб, его квартира,
У Шекспира нет лица!

Гамлет, видимый на сцене,
Уличен в большой измене.
Он понес какой-то бред,
Чем нарушил весь сюжет.

Этот Гамлет стал опасен!
Старичок стирает пот,
Стонет, делается красен
И, вздыхая, воду пьет.

Побелев потом, как тесто,
Или попросту, как мел,
Старичок теряет место,
На котором век сидел.