Прости меня: поверил,
Прости: привыкнуть смог
К тому, что срок отмерен
И подведен итог.
Прости, что рядом не был
С тобой в последний миг,
Когда лишь только небом
Услышан был твой крик.
Когда вода сомкнулась,
И черная звезда
Как будто оглянулась
И пала в никуда.
«Организованный свистом автобусных шин…»
Организованный свистом автобусных шин
Или трамвайным трезвоном на улицах нашего града,
Я говорил: ничего мне от жизни не надо,
Ни полушарий Земли, ни сияющих горных вершин.
Думал я так: полушария мозга сильней
Подлинной жизни, а выдумка ярче природы.
Разум, вместивший в себя очертанья свободы,
Счастлив не солнечным светом, а миром теней.
Думал я так, но душа тосковала по ним,
Солнечным людям, не знающим страха и боли.
Значит, свобода души – лишь предчувствие воли,
Я несвободен, но мыслью к свободе гоним.
Будь осторожен, прохожий!
Ладный, умытый, пригожий
От головы и до пят,
Чувствуешь ли меж лопаток,
Как осторожен и краток
Мой изучающий взгляд?
Точно анбтом над линзой
Или чайханщик над брынзой,
Я над тобою склонен.
Вижу такие детали,
Что до меня не видали
В хрониках прошлых времен.
Плох ли, хорош современник,
Я его преданный пленник,
Он мой заглавный мотив.
Лирика – это не фокус!
Главное – точно на фокус
Свой навести объектив.
Кого-то подслушать украдкой,
Кого-то увидеть, а там
Вдвоем с молчаливой тетрадкой
За ними пройти по пятам.
И, пользуясь свойствами зренья,
Их судьбы – трудны ли? легки? —
В другое продлить измеренье,
В скупое пространство строки.
Поэт, парящий над толпой?
Нет, это не для нас с тобой.
Поэт, невидимый в толпе,
Скорей, по мне и по тебе.
Пророческий и трубный глас —
Он, очевидно, не для нас,
И в позе гордой красоты
Не устоим ни я, ни ты.
Скорей, останется для нас
Полночный час да зоркий глаз,
Да скрытой камеры щелчок.
Никто не видел и – молчок.
Ветер, я снова болен.
Робок мой детский дух.
Я выбирать не волен,
Ты же свободен, друг!
Трудно стоять спиною,
Валит и бьет с боков.
Распоряжайся мною
Там, в глубине веков.
Черный ветер прилетел,
Страшный ветер прошлогодний
Дикой флейтой засвистел,
Дырку высверлил в душе
И вытягивал из тел
Звуки музыки звериной.
На девятом этаже
Я живу с женой Мариной.
Колыбельную нам пел
Довоенный ветер.
Паскудная мысль о поэте,
Поспешно латающем течь,
Покуда на всем белом свете
От ветра ни встать и не лечь;
И вышивка шелковой речи
На ощупь гладка и тепла,
Пока прикрываются свечи
Броней ветрового стекла.
Ветер порывами правит.
Ветер стучится в виски.
Ветер погонщика славит
И ослепляет пески.
Ветер Сахары и страха,
Ветер, как бич пастуха,
Гонит верблюдов Аллаха
К мертвому морю стиха.
Телеграмма далекого века.
Римский Форум, рифмованный зал.
Жил на свете философ Сенека,
По-латыни трактаты писал.
Прилетел этот ветер оттуда,
Чтоб смешать костяной алфавит.
Был убит обыватель Иуда,
А философ Сенека забыт.
Вихрем разве назову
Я тебя, спасая крыши?
Слышишь? Незачем Неву
Загонять до льва и выше.
Наводненья хороши
В историческом аспекте.
Я шагаю. Ни души
На Владимирском проспекте.
Кто прохожих не пугал
И во мраке не скрывался?
Пушкин где-то здесь шагал,
Кушнер где-то ошивался.
Может быть, пора и мне
Быть у ветра на ремне.
В темном провале колодца
Светит живая вода.
Тихое сердце не бьется,
Только вздохнет иногда.
Плоти комочек несчастный
Величиною с кулак.
Чем-то душе сопричастный
Тайный о времени знак.
Слышу, как медленной кровью
Ты прорастаешь во мне.
То, что казалось мне новью,
Все для тебя в старине.
Если поспешного пыла
Полон я в утренний час,
Шепчешь ты: «Все это было.
Все это было не раз.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу