Александр Житинский - Снежная почта

Тихо голуби летают,
Тихо крыльями шуршат.
Люди медленно шагают,
Мысли тоже не спешат.

Ясный сумрак воскресенья
Легок и рассчитан на
Тихое произнесенье
Слова темного: война.

И опять звезда горит в окне.
Милая! Не гасни надо мною!
Я готов сгореть в твоем огне,
Ниточкой сгореть волосяною.

Милая! Ты у меня одна.
Почему же медлишь, выбирая
Полусвет вечернего окна,
Словно шепчешь: «Я не та, другая…»

Надо быть звездой серьезной
В светлой россыпи морозной
Над январским декабрем.
Надо быть невиноватым,
Надо плыть по перекатам,
Надо жить, пока живем

Загадочные лица
Глядят на нас с небес.
Гори, моя сестрица!
Я твой противовес.

В душевном равновесье
Живу лишь оттого,
Что кто-то в поднебесье
Сгорает за него.

Летучим звездопадом,
Созвездием миров,
Не называя братом,
А просто так, без слов.

Непросто тебе поверить,
Себя уличив во лжи.
О Господи, вот потеря!
Что хочешь, то и скажи.

Скажи, что горишь напрасно,
Как эта звезда в окне.
Скажи, чтобы стало ясно,
Зачем ты не веришь мне?

Звезда упала с неба
Совсем не потому,
Что не хватило хлеба
Тебе или ему.

Звезда с небес упала,
Как яблоко, сладка.
Души нам не хватало,
Такого пустяка!

Вот и все. Замолчала.
В пустоте полечу
От исхода к началу
По прямому лучу.

Пролетая над вами,
Помашу вам рукой.
Низко над островами,
Над Невою-рекой.

Упаду на торфяник
И зароюсь во мху,
Где, как маковый пряник,
Блещет день на бегу.

Какое счастье – быть свободным
От разговоров, от статей,
От книг с их жаром благородным,
От любознательных друзей,
От развлечений, от погоды,
От женщин, Бог меня прости! —
От вдохновения, от моды
И от работы до шести.

Какая радость – жить счастливым
Для разговоров, для друзей,
Для книг с их миром молчаливым,
Для праздников, для новостей,
Для размышлений, для природы,
Для женщин, черт бы их побрал! —
Для вдохновенья, для свободы,
Которой так и не узнал.

Чужие столики томились,
Чужая музыка плыла,
Чужое пиво шевелилось
В стаканах чешского стекла.

Вокруг меня чужие взгляды
Скользили вдаль из-под руки,
И чьи-то души были рядом,
Но бесконечно далеки.

И в одиночестве, как в яме,
Я был чужим, я был ничей,
Уже оставленный друзьями,
Еще не встретивший друзей.

Дерябнем по маленькой, что ли?
Посмотрим стакан на просвет.
В моем мутноватом глаголе
Давно уже крепости нет.

Дерябнем по-тихому, чинно,
Без всяких возвышенных фраз.
Причина? Найдется причина!
Была бы возможность у нас.

Мы смирные, мы не деремся,
Не черпаем удаль в вине.
Смирны мы, пока не напьемся,
А если напьемся – вдвойне.

Мы тихие. Так получилось,
Что сдержанность стала лицом.
Не можем, скажите на милость,
Назвать подлеца подлецом!

Не можем мы даже признаться,
Что больше не можем… Каюк!
Остыли мы, милые братцы,
Сгорели внутри, как утюг.

По-прежнему, разве что, в силах
По старой привычке своей
Всем скопом кричать о России,
Когда надо плакать по ней.

Наклонился сугроб вислоухий,
Словно пьяный, держась за фонарь.
Сонно кружатся белые мухи,
На земле происходит январь.

И такое кругом постоянство,
Застарелое, как граммофон,
Что спасаешься чудом от пьянства:
То ли день пролетел, то ли сон?

Подо льдом не шевелятся реки,
И порою представить легко,
Что живешь в восемнадцатом веке,
Где барокко или рококо.

Сядешь в сани. Запахнута полость.
Застегнешь меховой воротник…
Где она, петербургская повесть?
Желтым глазом косит коренник.

Погоняй! За Михайловский замок,
По Фонтанке, мохнатой, как ворс.
Часовой у шлагбаума замер
Или попросту, бедный, замерз?

По Фонтанке!.. Пока не напомнит
О другом и не вывернет руль
В ту же полночь спешащий на помощь
В милицейской машине патруль.