Александр Житинский - Снежная почта

Вот город мой: собор граничит с небом,
Фонтанка, вся засыпанная снегом,
Набухшие от сырости дома
И мокрая, как варежка, зима.

Вот город: он возник за поворотом.
Автомобиль с забрызганным капотом,
Слепой на перекрестке светофор
И день, ушедший крадучись, как вор.

Вот город: он хрипит уже, простужен.
Вот Летний сад: он никому не нужен.
Речной гранит лежит на берегу
И выгибает мостики в дугу.

Вот город мой: принадлежит любому.
Но произносишь: «Нет не мне, другому!»
Но произносишь: «Вовсе никому!» —
Весь до корней принадлежа ему.

В капризном рисунке зимы
Деревья и люди размыты.
Вот в Летнем саду – это мы,
А статуи плотно забиты.

Вот в Летнем саду – это нас
Кружило, как листья, недавно.
Теперь мы взрослее на час,
И снег опускается плавно.

Теперь мы выходим вдвоем
Прогуливаться по аллеям
И вот, обогнув водоем,
Взглянуть друг на друга не смеем.

Черная речка густа и грустна,
Черная речка без дна.
Плачет трамвай, пролетая над ней,
Искрами синих огней.
Редкий прохожий, подняв воротник,
К низким перилам приник.
Черная речка, как чертова вена:
Серая, снежная, смертная пена.

Дворник со скребком,
Музыкант со скрипкой.
Пес бежит бочком,
Сфинкс лежит с улыбкой.

Все обман, все жуть,
Всюду знак вопроса.
Снег летит, чуть-чуть
Наклоненный косо.

И река, и мост
Лейтенанта Шмидта,
И заморский гость
Белой ниткой шиты.

Мало кто знаком
В панораме зыбкой:
Дворник со скребком,
Музыкант со скрипкой.

Мокрый снег за воротник
Опускается бездомно.
Человек к стеклу приник,
Площадь мутная огромна.

Ни души. Один маяк
Александровский подсвечен,
И прохожий, как моряк,
Правит к берегу, поспешен.

Утром все заледенело,
На морозце звякая.
Солнце добела нагрело
Самовар Исакия.

Где там тени, что направо
И налево шастали?
Улыбается застава
Нарвская от счастия.

Улыбается прохожий
С поднятым воротником,
Улыбается, похоже,
Даже дворник со скребком.

Говорит, набычив шею:
– День-то, день-то! Вашу мать!
Ну, а дальше я не смею
Речь его пересказать.

Не декабрь – начало марта!
Ледяной по крышам звон.
И синоптик прячет карты
С указаньем на циклон.

Здравствуй, год семидесятый!
Различаю за чертой
Профиль времени усатый
В тонкой рамке золотой.

То ли память, как овчарка,
По следам моим бежит,
То ли выпитая чарка
Мне несчастье ворожит?

Вижу год, как на ладони,
В отрывном календаре.
Не участвую в погоне,
Не участвую в игре.

Но когда пробьют двенадцать,
Точно обухом, часы,
Надо, надо улыбаться
В золоченые усы!

Кто обидел эту зиму?
Не припомнить на веку:
Ленинград подобен Крыму,
Крым подобен сквозняку.

Навсегда пропала вера.
Старый дедушка Мороз
Неприятен, как холера,
И бессилен, как прогноз.

А зима все плачет, плачет.
Мокнут перья снегирей.
– За окном водичка скачет! —
Как сказал мой сын Сергей.

Зима, как на ватной подкладке,
До марта пошитая в рост,
Играет с автобусом в прятки
И гонит его через мост.

Оттаять дыханьем горячим
Кружок на стекле ледяном
И стать на мгновение зрячим,
Весь мир увидав за окном,

Который бежит торопливо
С поспешностью той же, что ты
Летишь сквозь него молчаливо,
Минуя дома и мосты.

Бог, сидящий в светофоре,
Красным глазом подмигнет.
Это значит – либо горе,
Либо правый поворот.

А когда, усмешку пряча,
Он зажжет зеленый глаз,
Это значит, что удача
Светит каждому из нас.

Но, мигая желтым глазом,
Бог дает такой совет —
Двух цветов избегнуть разом:
Нет удачи – горя нет.

Мой друг необходимый!
Тебе моя печаль,
Таежной струйкой дыма
Протянутая вдаль.