Александр Александр Житинский - Брат мой ьуньший

Упрямый зимний вечер крадучись входит в город и тут же вступает с ним в медленный поединок. Исход этого поединка предрешен заранее, но тем не менее он повторяется изо дня в день. Ночь рождается во дворах и медленно через узкие проходы, переулки, арки выползает на улицы. Где-то за спиной шумит, не сдается проспект — он залит огнями, но со двора в окна домов уже смотрит ночная темень. А высоко над крышами, как над горами, поднимается розовато-оранжевое зарево городской иллюминации. Мутный свет заливает все небо, из-за него совершенно не видно звезд. Но если подышать на оконное стекло, то звездами кажутся окна домов напротив. Исчезая и вспыхивая вновь, они складываются в странные, незнакомые созвездия — каждый вечер новые.

Из трещины, проходящей через полстекла, подуло морозным воздухом. Ильцев поежился и отошел от окна. Постояв несколько минут в темноте посреди комнаты, он лег на диван и, раскинув руки, уставился в темноту — туда, где должен быть потолок. За стеной послышались гитарные аккорды и негромкое пение. Это Васька, сосед Ильцева, сочиняет новую песню. Интересно, о чем? Наверное, опять о любви. У Васьки все песни о любви. Ильцев прислушался.

Так и есть, опять о любви. Откуда у Васьки такое любвеобилие? Живет вроде один, никуда не ходит. Чужая душа — потемки. Впрочем, своя тоже…

Резкий телефонный звонок прервал раздумья. Ильцев встал, отгоняя мысли, и подошел к столу. Брать трубку не хотелось — он несколько раз включил и выключил настольную лампу, постоял, нагнувшись над столом, подождал. Телефон упрямо дребезжал, даже трубка подрагивала. Вот черт, придется брать.

— Але.

— Можно попросить к телефону Аркадия Ильцева? — произнес приятный, уверенный в себе баритон. Ильцев сразу же представил себе его обладателя — лет двадцати пяти — тридцати, круглое, чисто выбритое лицо, умные карие глаза, темные, чуть вьющиеся волосы, модный пиджак и скромный галстук. Такие типы обычно нравятся девушкам.

«Зачем я только потащился к телефону? Лежал бы себе и все, а телефон позвонил бы немного и перестал. Так нет же — встал, даже „але“ сказал. Теперь надо что-то говорить».

— Минуточку… Как вы говорите? А из какой палаты? — сымпровизировал на ходу Ильцев и затих в ожидании результата.

Обладатель приятного баритона явно был озадачен, он растерянно сопел в трубку, не решаясь что-то сказать. Его самоуверенность куда-то исчезла, Ильцев это почувствовал.

— Извините, это не квартира? — наконец собрался с мыслями обладатель баритона, уверенность к нему вернулась, но не вся.

— Это клиника имени Ганнушкина. Номер надо правильно набирать, молодой человек, — наигранно раздраженно выпалил Ильцев и бросил трубку.

Нечего из меня знаменитость делать! Нечего!

Несколько минут Ильцев сидел у телефона, опять балуясь выключателем лампы. Повторного звонка не последовало — психология обладателя приятного баритона была разгадана точно. Попав не туда, они не звонят еще раз, потому что уверены: ошиблись не они, а тот, кто дал им номер. Кто дал? Да мало ли кто мог дать… Наверное, кто-то из старых знакомых.

Старые знакомые… Где они теперь, те, кто когда-то считался друзьями? Только Герка один и есть. Ильцев учился, учился — все вокруг со временем изменилось, а он остался таким же, как был. В свои двадцать два года он был стеснительным, чутким, инфантильным юношей. Все время чем-то занят, как-то некогда было повзрослеть…

Ильцев оставил свет включенным и опять улегся на диван. Настольная лампа вполне заменяла бра.

Возле дивана, прямо на полу, ворох газет. «Ах да, я же про них совсем забыл, а ведь собирался все перечитать».

Это событие заинтересовало Ильцева с самого начала, но не больше чем наблюдения делийских парапсихологов или новые данные о встречах со снежным человеком. Многое он прочитал сразу, другое пересказали знакомые. Такие вещи всегда на слуху. Но теперь, когда он сам сыграл в этом заметную роль, Ильцев решил перечитать все заново, с самой первой публикации…

«5 марта Крымская обсерватория зарегистрировала в области созвездия Орла неизвестный космический объект, поведение которого наблюдателям показалось странным. Мнения о его происхождении разошлись…»