Людмила Кулагина - Да будет день!

Сыплет листья жёлтые ясень.
Золотом светятся кроны берёз.
Осень. И путь мой прозрачен и ясен —
Как путь актёра на фабрике грёз…

С годами избирательнее уши.
И я на слух свой никогда не обижалась.
С тобой мне легче говорить, чем слушать, —
Прости за монолог меня, пожалуйста…

И свет. И тепло. И цветы.
Весна всё милей год от года.
О Франции зря грезишь ты —
И там осень лет – непогода…

Уж холодом веет с вокзала,
Где сходятся в точку пути.
Три слова я жизни б сказала:
Люблю. Безнадежно. Прости.

Дикая роза совсем облетает,
Сыплет свои лепестки
В блокнотик, где прошлое снова листая,
Перебираю стихов я листки…

Как в уксус превращается вино,
Ещё понятна мне метаморфоза.
Но чтобы истина легла в стакан на дно?
А мудрость шла бы в паре со склерозом?!.

Несмотря на множество растрат
Энергетики души моей и тела,
Не хочу себе признаться, что кастрат
Всё ж пригодней для любви, чем я – для дела.

Как быть? Что делать? Где искать свой путь?
Не разрешить сомненья и тревоги.
Так долго думала о том, что в путь обуть,
Что мрак успел покрыть мои пути—дороги.

Если стану богатой, то бедным отдам десятину.
Что ж мешает сейчас уже мне её отдавать?
Хомо сапиенс тем отличается уж от скотины,
Что умеет иллюзии на свой счёт создавать.

В зловонной луже жизни искупавшись,
Невольно станешь оптимистом—мудрецом:
На этом свете уже вдоволь настрадавшись,
Быть может, меньше отрабатывать на том?..

Сегодня в небе солнца полное затменье.
Такой промозгло—серый выпал день.
То ль собирать, то ль разбросать каменья?..
А то ль уйти с арены жизни в тень?..

Я, словно лев, уставший и больной,
Стареющий в помолодевшем прайде,
Седою гордый гривою одной, —
Боюсь смотреть в глаза и львам, и правде.

Мне не ведом Промысел Господний.
Тычусь в жизнь я, как слепой щенок.
Как и многие, боюсь я преисподней,
Но молюсь, когда по жизни дан пинок…

Шум в ушах, но не весенний шум,
А подъём артериального давления.
У Всевышнего теперь скромней прошу:
Мне б просвета, а не просветления…

Вот, говорят, что время лечит
Всё то, что жизнь в нас покалечит.
Лечило б, верно, и пространство,
Но пить свободу – то же пьянство…

Что слава? – Миф, сансара, дым,
Ума и чувств смятенье.
Не обольщаются сады
В прекрасный миг цветенья…

Все что—то коллекционируют по жизни:
Кто – должности, кто – деньги, кто – значки.
В «Вестях» – коллекция отборных катаклизмов, —
То ль мир так мрачен, то ль темны очки.

Не понаслышке знаю старость я —
Метаморфозы тела, мозга катаклизмы,
И не могу похвастаться, друзья,
Что это знанье заряжает оптимизмом…

Душевные богатства накопив, сказал поэт:
«Нет, весь я не умру. Душа в заветной лире…»
От наших чувств и мыслей толку нет:
Не будет памяти о них в подлунном мире.

Жизнь пройдёт – учёный ли, профан ты,
Безразлично, чем набит был твой «чердак», сарай.
Съедена конфетка, скомкан фантик.
Что же мне сулит сей фант? – Навряд ли рай…

С иронией пишешь о смерти,
Но мчишь к ней на всех парусах,
Пытаясь в дневной круговерти
Забыть свой полунощный страх.

Никто не хотел умирать,
И, кто выбрал смерть, не хотели.
Желаний бесчисленных рать
Толпится в бессмысленном теле…

Вечернее солнце в расплавленных красках заката
Проглотит безжалостно сумрака тёмная пасть.
А нам остаётся одно – перелистывать прошлые даты,
Чтоб в датах грядущих, как все, безвозвратно пропасть…

У людей – машины, дачи, гаражи,
Отдых с пивом, танцами, вином.
Спит душа и видит миражи,
А проснётся – всё сочтёт говном.