Людмила Кулагина - Да будет день!

Не хватает красок лета,
Птиц и солнца и тепла,
Чтобы, вырвавшись из клеток,
Греть и души, и тела.

Пролетают дни без толка,
Как бамбук, внутри пусты.
И лежат мечты осколки —
Непочатые листы…

Ночь. Четвёртый час. Не спится.
Темнота, хоть глаз коли.
За окном не слышны птицы
В этот мрачный час земли.

В этот час пируют черти.
Из подкорковых глубин
Выплывает образ смерти,
Как подпольный хунвейбин.

Он свои меняет маски.
Он про жизнь безбожно врёт.
Он сгущает мрака краски:
То ль пугает, то ль зовёт.

Переставит все акценты,
Обнулит добро и зло.
Затуманит, как абсентом,
Мозг, чтоб волю развезло.

Чтоб бессмыслицей, как ядом,
Отравилась бы душа.
Мне поёт ночной наядой:
Жизнь не стоит ни гроша.

И пробиться трудно к Богу
В этот час: нет, он не спит, —
Он к другим ушёл, убогим,
В лес, в Сибирь, в далёкий скит.

Но оставлено лекарство,
Чтоб не сдать себя тоске:
Крест прими свой, плачь и кайся, —
Жизнь висит на волоске.

Ещё далеко до рассвета.
Тишайшее время в ночи.
Не видно ни зги, ни просвета,
Ни ноты одной не звучит.

Обрывки какие—то мыслей
Ворочаются в голове.
В них столько же ценности, смысла,
Как в старой пожухлой траве.

И что тебе ночью не спится? —
Вчерашний твой день не догнать.
Вот он упорхнул, словно птица.
А завтрашний надо ли знать?..

Не мучься в раздумьях и планов
Своих нереальных не строй.
Считай хоть слонов, хоть баранов,
Чтоб «мух» отогнать – мыслей рой:

«Как жить мне в земной круговерти?
Как меньше хандрить и болеть?
Нужды избежать, страха смерти
И чтобы почти не стареть?..»

Опять о пустом размечталась.
Хватило бы жизни на треть.
Не думать о том, что осталось.
Уж лучше картинки смотреть.

И вот я в Бискайском заливе
По берегу моря хожу,
Вдыхаю там свежесть прилива,
Ракушки в песке нахожу.

Потом среди улочек узких
Увижу столь близкий мне дом.
Но там говорят на французском, —
Могу лишь молчать я на нём.

Конверт надписать, вклеить марку,
Послать из Тамбова привет…
А вот уж я мысленно в парке,
В котором чего только нет:

Берёзы, ирга, вязы, клёны…
Ну, разве отсутствует ель.
Желтеет раёк мой зелёный.
Придёт золотая метель,

Закружит листвою, завертит…
Осенний луч солнца лови.
Не думай о мраке, о смерти, —
Сегодняшним светом живи.

На руке моей, как на поляне,
Тропки—вмятины – след от подушки.
Солнце явно не скоро заглянет
В дом, где майка – как флаг на просушке,

От жары и кошмариков потный
(Не с гербом, а с облезлым пионом),
От бессонницы нудной, зевотной, —
В темноте, где сливаются с фоном

И фигура, и вещь, и рисунок
Той липучей сумятицы мыслей,
От которой свихнуться рискуя,
Я на кухню сбегаю то с «Кысью»,

А то с «гариками», но всё чаще
С афигенно—загадочным Бродским.
Не совсем с ним, всего только с частью —
«Частью речи», похожей на россыпь

Королевских подарков – жемчужин
И цветных яшм—агатов и прочих.
Потому как особенно нужен
Яркий ум чей—то мне тёмной ночью:

От его озарений светлее,
Ночь не кажется долгой и мрачной…
Как писали: восток уж алеет,
И становятся тени прозрачней.

Бессонница – бесшумная змея,
На фоне утра черновых мазков
Всё ворошит окрошку бытия
В горшке ночных моих мозгов…

Пристала ко мне бессонница,
Как банный лист или волос к телу,
И мыслей печальная конница
Мелькает за словом «хотела».

Хотела любви я и знанья,
Комфорта на старости лет,
Не почестей, но – призванья,
И в счастье заветный билет.

Но в мудрости много печали.
В любви – боль и горечь утрат.
Комфорт лишь в последнем причале.
Призванье не стоит затрат.

А счастье – синоним покоя.
Смотри, лист осенний дрожит.
Несбывшееся тоскою,
Как ворон, у сердца кружит…

Я – смертельно уставший от жизни Пьеро,
Но пытаюсь ещё улыбаться.
Поезд мой уж покинул перрон,
Мне ж судьбою случилось остаться.