Владислав Дорофеев - Вечерник

2003

Я к краскам в городе не привыкаю,
здесь серый камень цвета одного,
я время из реки, как пес лакаю,
с пространством гор играя в домино.
И казематов жутких не пугаясь
навстречу мальчик плоский, как в кино,
мне милостыню подает, играясь,
и наливает старое вино.
Из фляги отопью на эшафоте,
покроюсь перед смертью позолотой,
с душою воспаряя высоко.
Я здесь, как русский пахарь на работе,
от улочек вонючих тянет к рвоте,
в Моншау Петербург найти легко.

2005

Привычка на Оке такая есть,
когда в руках жены топор упорно,
терзая очертания проворно,
от мужа оставляет только честь.
Горизонталь степи, как чья-то песнь,
и кровью осень харкает притворно,
и васильки в полях так иллюзорны,
как в девятнадцатом столетье лесть.
Тургенев, Фет, Андреев чуть узорны,
Лесков и Бунин даже чудотворны,
их единит писательская спесь.
Хотя тяжелая тоска позорна,
я, не скрываясь, плакал только здесь,
припав к груди Ермолова покорно.

2003

Спирт питьевой не леденеет ночью,
и днем не замерзает никогда,
вслед за убийством пьют его всегда,
и жизнь уже тогда не так порочна.
На льду оленьи мертвые тела,
огромная гора – продукт поточный,
копыта и рога – вполне барочны,
в крови лежат таежные снега.
Здесь удивительные облака,
в них от мороза вязнут голоса,
и в море падают уже построчно.
На севере беспечная страна,
там люди целомудренно лубочны,
печальны их продольные глаза.

2003

Река из антикварного стекла,
и что по ней плывет, никто не знает,
направо улицы, как кружева,
а над горой свинцовый гроб летает.
Без сопряжения с желанием Творца,
монах все формы правды отрицает,
идет по кругу в поисках лица,
так, вопреки греху, он выживает.
Собор сибирских старцев навсегда
с крестом наперевес пришел сюда,
а праведник их школу постигает.
Здесь понарошку шла в тайге война,
и здесь в окопах девичья рука
меня лаская, скромно обнимает.

2003

Неандертальцы в чем-то англичане,
имеют даже общие черты,
одни всегда спесивы и нахальны,
вторые недвусмысленно мертвы.
В музее Дюссельдорфа пасторальном —
те, кто имел надбровные углы,
а англосаксы до сих пор брутальны,
живут на острове, как грызуны.
Явился Фридрих Энгельс здесь моральный,
он слуг эксплуатировал буквально
с высот вестфальско-рейнской простоты.
Здесь люди, в основном, живут модально,
политика и секс и здесь оральны,
но здесь систематически глупы.

2004

Ребенком Гейне плакал в человеке,
и на утес высокий восходил,
здесь под каштанами застыл навеки,
любви он романтической вкусил.
Однажды здесь гуляя на рассвете,
весны внимая чувственный акрил,
жену свою я встретил на портрете,
орлицу молодую полюбил.
Сквозь краски Рейна проступает ветер,
который Лорелею погубил.
Когда настал тот бесконечный вечер,
вновь я Германию объединил,
о чем на площади провозгласил.
Взмах крыльев был над городом замечен.

2003

Над городом Владимиром весна,
и веет духом сладким над полями,
цветут сады и хочется тепла,
вдруг кони будто вкопанные встали.
Андрея Боголюбского глаза
расширились, и русские узнали,
что с этих самых пор и до конца,
икона Богородичная с нами.
Здесь красотою сокрушается душа,
смиренная печальными словами,
и будто Нерль течет на Покрова.
В Успенском храме ангелы стояли,
монах мешает ляпис со слезами,
Андрей Рублев рисует небеса.

2003

Деревья индевеют на рассвете,
и осыпаются за воротник,
на ледяных скрижалях пишет ветер,
след заметая от простых обид.
К нему деревья тянутся, как дети,
идет Мичурин садом вдоль реки,
садится солнце, в тот безмерный вечер
он в тайны фотосинтеза проник.
Дубровский где-то на ветвях сидит,
и двести лет уже не говорит,
он – прототип литературных сплетен.
Там женщины двуполы и крепки,
округлы и безлики, будто тли,
и так же холодны, как лики смерти.