<1908–1909>
Печаль сидела у окна.
Вдруг смерть с ней поравнялась.
— Зачем скитаешься одна?
Но смерть не отозвалась.
Прошла сурова и нема,
Прошла, окутав дали —
И вдруг нагрянула зима,
Печальнее печали.
<1908–1909>
Был грустен дня осенний склон
И ночь была как лед.
Я задремал под перезвон,
Струившийся с высот.
Но глас небес был зов могил,
Стеснилась хладом грудь.
И снилось мне, что я свершил
Последний в жизни путь.
<1908–1909>
Одна меж сонными домами
Ночь ходит тихими шагами.
Как сладок звук ее шагов
Под замогильный скорби зов.
Была за лесом, за горами.
Пришла с безумными мечтами.
О, если б в крик один излить
Всю боль, всю жизнь и все забыть!
<1908–1909>
Я забылся в томительном сне.
Ты шепнула: "Проснись…
Золотые цветы в тишине
Убирают холодную высь"…
Вот ползу по железной трубе
Мимо окон пустых.
С каждым мигом — все ближе к тебе,
К царству скал, серебром залитых.
Ты близка… Я у грани мечты…
Льется свет, точно мед.
Твои взоры бесстрастно-пусты,
Теплый ветер куда-то зовет…
Покатилась по небу звезда
И угасла вдали…
Я — не буду любить никогда
Твои ласки мне душу сожгли.
<1910>
Лето сверкнуло последней зарницею
Глянули в парке печальные просини.
В душу ворвались могильными птицами
Мысли унылые призрачной осени.
Осень идет по лесам увядающим,
Жжет изумруды, сменяя их лалами;
В небе загадочном, точно страдающем,
С поздними зорями рдеет кораллами.
Скованы чувства цепями железными
В сумерки эти осенние, длинные…
Вихри несутся над черными безднами,
С кручей срывают жилища орлиные…
<1910>
(Акростих)
Минутою — душа истомлена.
Икар упал и не расторгнут плен.
Хаоса дар — на сердце черный тлен,
А в небе мертвом — бледная луна.
И я — огнем предельным сожжена —
Любовница испытанных измен.
Убийца царь разрушил Карфаген.
Куда зовет безмолвно тишина?
У льдяных скал, у диких берегов,
Зиждителю Таинственных миров
Мечи победные звените, о, звените!
Их свет — огонь — багряная заря.
Над нами млеет, блеском янтаря,
Ущербный лик, восставленный в зените.
<1910>
Свинцовые, с налетом молчаливым,
Они несли — стоустые дожди.
И был восторг пред огненно-красивым
В моей груди.
Они пришли, и потемнели дали,
И над водою лег прозрачный дым.
И тишь была… И в ней благоухали
Цветы — святым.
Сиянье грозное пылало в темном взоре,
Вдали сверкнула молния огнем,
И крылья черные вдруг дрогнули над морем:
Ударил гром.
<1910>
В небе — хризантемы умирали,
Проносились птицы черной тенью,
На далеких скалах догорали
По-закатно солнечные звенья,
Над водою — сонные туманы
Закрывали звезд печальных взгляды,
И лучи луны, как кровь багряной,
Плыли сквозь туманные преграды.
И, как тайного гашиша ароматы,
В воздухе носилося ночное.
Все бледнее зарево заката,
Ближе ночь, пьянящая весною…
А, сквозь дымку сребро-лунной ткани,
Мгла любви дрожала и манила,
Опустилась в радужном обмане,
Жемчугами воздух перевила…
Подымаясь вверх, луна бледнела
И погибшей сказки было жалко…
Песню ночи сладострастно пела
В камышах зеленая русалка.
<1911>
Три мудреца в далекий путь ушли,
Чтобы узнать, чем светятся огни,
У той скалы, где скрыты хрустали,
Где близок свет и бесконечны дни.
И долго шли в страну, где вечны сны,
Длинны, как ночь, извилины-пути,
И, наконец, в лучах седьмой весны
Пришли, нашли, отчаявшись найти.
Три мудреца стояли у скалы,
У злой скалы, где скрыты хрустали,
И тайну тайн, манившую из мглы,
Печальнее — постигнуть не могли.
И был восход, и полдень, и закат,
И вновь восход… И так тянулись дни…
Свиреп был гром, и с неба падал град,
А все стояли скорбные они.
В часы весны, когда поля цвели,
В обратный путь, назад ушли они
От той скалы, где скрыты хрустали,
Ушли, не знав, чем светятся огни…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу