Уж звезды утром всполоты,
Шумит вороний грай,
И скоро божье золото
Польется через край.
Зовет меня околицей
Чуть слышный голосок.
Иду — и ноги колются
Босые о песок.
Ах, все забыть готова я
От сладостной тоски!
Кругом сады фруктовые
Роняют лепестки…
<1912>
Вы уронили веер. Я поднял.
Вы мне шепнули: "В среду, в пять…"
Ах, только четверг сегодня,
Целую неделю придется ждать.
Целую неделю, целую неделю…
Ну что же, мне сладостна эта боль!
Только зачем Вы платье надели
Такого цвета, как любит король…
<1912>
Прекрасна роза без сомненья,
Но лишь для тех, в ком страсти нет.
Увы, до первого влюбленья
Прекрасна роза, без сомненья,
Но в час любовного томленья
Милей сирени нежный цвет.
Прекрасна роза без сомненья,
Но лишь для тех в ком страсти нет.
Вольное подражание А. Скалдину
Детям Латоны хвалу бедный поэт воссылая
В звучных стихах — оные мне посвятил.
Я, смущенный зело, у него вопрошаю — за что же?
Грязи великой по тротуаров Градопетровских
Шли медлительно мы. Ах, лавры клонятся не
Улиц этих среди. И тусклы огни изрядно.
Я помяну еще о саме с усами вирши,
Кои сплетали мы, впредь как к трамваю тащиться.
Вирши весьма плохи, — исключая первые строки.
Мирно пиши, поэт, свою Страховую отчетность,
Вакса твоих сапог да смердит благовонной розой,
Я ж нашатырным спиртом травиться вовсе раздумал.
<���Осень 1911>
У пахоты протяжный рев вола
Усталого, со взглядом оловянным.
Над лесом золотистым и багряным
Птиц к югу распростертая стрела.
Рука рабочая бессильно затекла
И стал покой мучительно-желанным,
Но маслом налитая деревянным,
Лампада тихая горит, светла.
Марии лик мерцающий и строгий
К окошку обращен. Все видит взор
Божественный, — и желтые дороги,
И в поле дымно блещущий костер,
И на траве в одной из дальних просек
Пастушкою оставленный волосик.
<1912>
У озера все ясно и светло.
Там нет ни тайн, ни сказок, ни загадок.
Прозрачный воздух — радостен и сладок
И водное незыблемо стекло.
Во всем разлит торжественный порядок,
Струится мысль в спокойное русло.
Днем не тревожит дерзкое весло
Сияния в воде дрожащих радуг.
Но в час, когда петух поет зарю
И ветер движет аромат рассвета,
Я — трепетом сомнения горю.
И верит мозг, что близится Комета,
Что все подвластно Черному Царю,
А озеро — зияющая Лета.
<1912>
Еще с Адмиралтейскою иглой
Заря играет. Крашеные дамы
И юноши — милы и не упрямы, —
Скользя в туман, зеленой дышат мглой.
Иду средь них, такой же, как они,
Развязен вид, и вовсе мне не дики
Нескромный галстук, красные гвоздики…
Приказываю глазу: "Подмигни".
Блестит вода за вычуром перил,
Вот — старый сноб со мной заговорил.
"Увы, сеньор, — моя специальность — дамы!"
Отходит он, ворча: "Какой упрямый!"
Но что скажу при встрече с дамой я? —
"Сударыня, специальность не моя!"
Луна, как пенящийся кубок,
Среди летящих облаков.
Тоска томит не зло, не грубо,
Но легких не разбить оков.
Я пробовал — забыть томленье,
Портьерою закрыв луну,
Но знаю, — коль возьмусь за чтенье, —
Страницы не переверну.
Все помню: фонари на шторах…
Здесь — рот, глаза, дрожанье плеч
(И разноцветных писем ворох,
Напоминающий, — не сжечь!).
Вы где теперь — в Крыму ли, в Ницце!
Вы далеки от зимних пург,
А мне… мне каждой ночью снится
Ночной, морозный Петербург.
Запад в багровом тумане,
От заревого огня.
Рыжебородый крестьянин
В море купает коня.
Треплется черная грива,
Точно из стали — узда.
В крепкие мышцы — игриво
Пенная плещет вода.
Конь и хозяин достойны
Кисти и бронзы равно!
(Ветер прохладою хвойной
Дышит в мое окно…)
Вот уж оседлан и взнуздан
Топчется конь и храпит…
Скачут! Зеленая, грузно
Пена слетела с копыт.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу