Вера Полозкова - Непоэмание

Сорван голос внутренний – только хрип.
Мы шипим теперь, улыбаясь кобрами.
Москоу-сити взглядами нежит добрыми,
А потом врастает в людей как гриб.

Разве что, в ответ на моё письмо,
Появляясь вдруг из толпы послушников,
Счастье здесь – находит меня само
И часами бьётся потом в наушниках;

Здесь почти нет поводов для тоски —
Но амбиций стадо грохочет стульями,
И сопит, и рвёт меня на куски,
Челюстями стискивая акульими,

Так что я уеду – уже ключи,
Сидиплеер, деньги, всё, сопли вытерли —
И – “Стрелой” отравленной – москвичи,
Вы куда, болезные, уж не в Питер ли?..

Тяжело с такими ходить по улицам —
Все вымаливают автографы:
Стой и жди поодаль, как угол здания.
Как ты думаешь – ведь ссутулятся
Наши будущие биографы,
Сочиняя нам оправдания?

Будут вписывать нас в течения,
Будут критиков звать влиятельных,
Подстригут нас для изучения
В школах общеобразовательных:

Там Цветаевой след, тут – Хлебников:
Конференции, публикации —
Ты-то будешь во всех учебниках.
Я – лишь по специализации.

Будут вчитывать в нас пророчества,
Возвеличивать станут бережно
Наше вечное одиночество,
Наше доблестное безденежье.

Впрочем, всё это так бессмысленно —
Кто поймёт после нас, что именно
Пётр Первый похож немыслимо
На небритого Костю Инина?

Как смешно нам давать автографы —
И из банок удить клубничины?
Не оставят же нам биографы,
Прав на то, чтобы быть обычными.

Ни на шуточки матерщинные,
Ни на сдавленные рыдания.

Так что пусть изойдут морщинами,
Сочиняя нам оправдания.

В схеме сбой. Верховный Электрик, то есть,
Постоянно шлёт мне большой привет:
Каждый раз когда ты садишься в поезд, —
У меня внутри вырубают свет.

Ну, разрыв контакта. Куда уж проще —
Где-то в глупой клемме, одной из ста.
Я передвигаюсь почти наощупь
И перестаю различать цвета.

Я могу забыть о тебе законно
И не знать – но только ты на лету
Чемодан затащишь в живот вагона —
Как мой дом провалится в темноту.

По четыре века проходит за день —
И черно, как в гулкой печной трубе.
Ходишь как слепой, не считаешь ссадин
И не знаешь, как позвонить тебе

И сказать – ты знаешь, такая сложность:
Инженеры, чёртовы провода…
Моё солнце – это почти как должность.
Так не оставляй меня никогда.

По салютам, ракетным стартам,
По воронкам и перестрелкам —
Я слежу за тобой по картам.
Я иду за тобой по стрелкам.

Между строк, по чужим ухмылкам,
По аккордам, по первым звукам —
Я хожу за тобой по ссылкам,
Я читаю тебя по буквам;

Терпкой кожей своей барханьей,
В звоне полупустых бутылок —
Ты ведь чуешь мое дыханье,
Обжигающее затылок?

Разворачиваешься круто,
Гасишь фары и дышишь тяжко?
Позабыв, что твои маршруты —
Все мои: мы в одной упряжке.

Закольцованы, как в цепочке,
И, как звенья, литы и жестки.
Мы столкнёмся в конечной точке.
На решающем перекрёстке.

Всё топлюсь вроде в перспективах каких-то муторных —
Но всегда упираюсь лбом в тебя, как слепыш.
Я во сне даже роюсь в папках твоих компьютерных,
Озверело пытаясь выяснить, с кем ты спишь.

Пронесёт, может быть, всё думаю, не накинется —
Но приходит, срывая дамбы, стеклом звеня —
Ты мне снишься в слепяще-белой пустой гостинице,
Непохожим, задолго, видимо, до меня;

Забываюсь смешными сплетенками субботними,
Прячусь в кучи цветастых тряпочек и вещиц —
Твоё имя за мною гонится подворотнями,
Вылетая из уст прохожих и продавщиц,

Усмехается, стережёт записными книжками,
Подзывает – не бойся, девочка, я твой друг,
И пустыни во сне скрипят смотровыми вышками,
Ты один там – и ни единой души вокруг;

Не отмаливается – исповеди да таинства,
Только всё ведь начнётся снова, едва вернусь.

Мы, наверное, никогда больше не расстанемся,
Если я вдруг однажды как-нибудь
Не проснусь.