Вера Полозкова - Непоэмание

Надо было поостеречься.
Надо было предвидеть сбой.
Просто Вечный хотел развлечься
И проверить меня тобой.

Я ждала от Него подвоха —
Он решил не терять ни дня.
Что же, бинго. Мне правда плохо.
Он опять обыграл меня.

От тебя так тепло и тесно…
Так усмешка твоя горька…
Бог играет всегда нечестно.
Бог играет наверняка.

Он блефует. Он не смеётся.
Он продумывает ходы.
Вот поэтому медью солнце
Заливает твои следы,

Вот поэтому взгляд твой жаден
И дыхание – как прибой.
Ты же знаешь, Он беспощаден.
Он расплавит меня тобой.

Он разъест меня чёрной сажей
Злых волос твоих, злых ресниц.
Он, наверно, заставит даже
Умолять Его, падать ниц —

И распнёт ведь. Не на Голгофе.
Ты – быстрее меня убьёшь.

Я зайду к тебе выпить кофе.
И умру
У твоих
Подошв.

Портят праздник городу разодетому.
Вместо неба – просто густое крошево.
Ты на море, мама, и вот поэтому
Не идет на ум ничего хорошего.

Знаешь, мама – Бога банкиры жирные
Нам такие силы дают кредитами!
Их бы в дело! Нет, мы растем транжирами,
Вроде бы богатыми – но сердитыми,

Прожигаем тысячами – не центами
Божье пламя – трепетное, поэтово!
Но они потребуют всё. С процентами.
И вот лучше б нам не дожить до этого.

Их-то рыла глупо бояться пшённого —
Только пальцем будут грозить сарделечным.
Но оставят перечень несвершённого.
И казнят нас, в общем-то, этим перечнем.

И пришпилят кнопочками к надгробию —
Что им с нами, собственно, церемониться.
У тебя ж поэтому, мама, фобия
Брать взаймы. И еще бессонница —

Ты ведь часто видишься с кредиторами.
Их не взять подачками и вещичками.
За тобой идут они коридорами
И трясут бумагами ростовщичьими.

А в меня кошмарные деньги вложены.
И ко мне когда-нибудь тоже явятся.
Мне теперь – работать на невозможное.
А иначе, мама, никак не справиться.

– Ваше имя
Нигде не значится.
– Я – богиня?
– Вы неудачница.

Взглядом снимет скальп – но умеет плакать,
И тем бесценна.
Фронт борьбы – от Таллинна до Одессы.
Под ногами нашими просто слякоть,
Под нею – сцена:
Каждый день – сюжет одноактной пьесы.

Табуны лихие хрипят устало
В её моторе.
И любую фальшь она чует кожей.
Бог следит за ней по сигналу
На мониторе —
Это называется искрой Божьей.

Нет, мужчины дерутся лбами да кулачищами —
А не рвут артерий ногтем у ворота.
Ты же чуть заденешь локтями хищными —
И брюшная полость до сердца вспорота.

Мы убить могли бы – да нет, не те уже.
Все-таки циничные. И свободные.
В том, как люто девушки любят девушек —
Что-то вечно чудится
Безысходное.

Я отвечу завтра им на экзамене,
Пальцы стискивая в кольцо —
Перед боем, верно, на древнем знамени
Рисовали твоё лицо.

Все твои автографы – видишь, клеймами
Запекаются на груди.
Мне так больно, дитятко. Пожалей меня.
Не губи меня. Пощади.

Я ведь вижу – я не сошла с ума ещё,
Ещё чую ногами твердь —
Сквозь тебя капризно, непонимающе
Хмурит бровки
Малютка
Смерть.

Подарили боль – изысканный стиль и качество.
Не стихает, сводит с ума, поётся.
От неё бессовестно горько плачется.
И катастрофически много пьётся.

Разрастётся, волей, глядишь, надышится.
Сеточкой сосудов в глазах порвётся.

От тебя немыслимо много пишется.
Жалко, что фактически не живётся.

– Жизнь-то? Да безрадостна и пуста.
Грязь кругом, уродство и беспредел.
– Ты живешь за пазухой у Христа!
– Значит, Он змею на груди пригрел.

Я уеду завтра – уже билет.
Там колонны – словно колпак кондитера.
Да, вот так – прожить восемнадцать лет
И ни разу не видеть Питера.