Леонид Латынин - Праздный дневник

И лети в свои поздние дали
На ветру, запрокинув лицо,
С бирюзой на холодной эмали,
Покрывающей гладко кольцо,

С этим выдохом, теплым и влажным,
Отправляющим жизнь под откос,
С этим взглядом безумно отважным,
Среди медных расхристанных кос.

Страсть не бывает некрасива,
Но безобразною – вполне,
Как нефть посереди залива,
В огне в полнеба на волне.

И как река по скалам, плача,
Стекает, бешено ярясь,
Так пустота – безумья сдача,
Венчает вековую связь.

Так вор украдкой тащит тушу
Не им убитого быка,
И так прилив качает сушу
Немногим дольше, чем века.

Так дно вершиною вулкана
Глотает лаву в тишине,
Так жалок яркий свет экрана
При непогашенной луне.

Моя таинственная леди
Живет на Марсе иногда,
Где светло-синие медведи
И темно-бурая вода,

Где зелены снега и крыши,
Где конь малиновый меж них,
И данною ей властью свыше
Казнит и милует двоих.

Сама себе раба и прачка,
Сама себе и тварь, и царь,
Невыносимая гордячка,
Болтлива, словно пономарь.

И в бытии невыносима,
Любви кромешной до и от,
Летящей рядом, только мимо,
С заката вечно на восход.

О Боже мой, что я делаю?
Себе невзначай не лгу,
Жизнь свою черно-белую
Снова не берегу.

Трачу скудные годы
На этот желтый мираж
Потусторонней свободы,
Дутой как саквояж.

В оном – крыла в полоску,
В оном – глоток судьбы,
Свечка белого воску,
Клапан от судной трубы.

И где-то на дне, в кармане,
Сбоку и поперек,
Взгляд из глуби в тумане,
Из самых нездешних ок.

Ее слегка короновали,
Потом отправили туда,
Где узкий профиль на медали
И междометий череда,

Где нет людей, одна природа
И то, рожденное не тьмой,
Возвышенное, словно ода,
До дна гармонии самой.

То золотое, голубое,
Серебряное иногда,
Не в кубок с верхом налитое,
А в чашу емкую пруда.

Еще в окне, подобном раме,
Собора розового стать,
Чтобы потом в грядущей драме
Ей полной королевой стать.

Женщина в зеркале страсти
Невыразительна, словно судьба,
Даже червонной, возвышенной масти,
В ранге принцессы и чине раба.

Вот она медленно, плавно взлетела,
Ей потолок – не помеха, увы,
Вот уже движется хрупкое тело
Выше высот островерхой Москвы.

Вот она плачет во время полета
Или смеется, закинув лицо,
Мертвая петля, крыло поворота,
Медной калитки пустое кольцо.

Блюдце разбито, и чай на паркете,
Музык обломки верхом на полу.
Крупные петли запутанной сети,
Кукла без ног на кушетке в углу.

Капает воск со свечи на опилки,
Серая тень на стене тяжела.
Звук вытекает, шурша, из сурдинки.
Ночь на излете как сажа бела.

Этот взгляд невинности и страсти,
Этот звук неверия и лжи.
Господи, спаси нас от напасти,
Делать что с собою, укажи.

Ночь нежна от края и до края,
Тыщи верст как бесконечный вздох,
Ты живешь на перекрестке рая,
Я живу на гульбище эпох.

Между нами – государство света,
Между нами – государство тьмы,
Ты – где в небесах жирует лето,
Там, где жесток снег, – бродяжим мы.

Свет другой тебе, конечно, ближе,
Чем сырой и захудалый мой.
Там, в раю, наверно, как в Париже,
Благолепно летом и зимой.

Воскресай, коль выпадет минута,
Мимоходом, может, завернешь
В прошлый день, оставленный кому-то,
Где туман и медленная дрожь.

Дорисуй мне дальше робкую картину
Незнакомой встречи в незнакомом доме,
Прислонись щекою к теплому камину,
Поелику нету никого, нас кроме.

Не закрыта вьюшка, остывают камни,
Вечер занавесил окна темнотою,
До тебя, мой милый, в этот час куда мне,
Не побудь немного в сумерках со мною.

Расскажи мне тихо про ночные страхи,
Про крыло в полнеба на земле в полглаза,
Как шуршат по бедрам тонкие рубахи,
Исчезая в пене, мыльной пене таза,

И о том, как влага поглощает пену,
Как дрожит в ладони, оживая, птица.
Хорошо, что утром я уехал в Вену,
Где мне этот вечер осторожно снится.