Леонид Латынин - Праздный дневник

Пробив земную жиденькую плоть,
Упасть стремглав в распиленный зенит,
В какой-нибудь египетский ломоть,
Что был во время оно знаменит,

Или в каляный провонявший чум
С шаманом и костром наперебой…
Как много накопилось праздных дум
У нас с тобой.

А день все тоньше, словно волосок,
А жизнь все дале, словно стрекоза,
И бездны зрак просунулся в глазок
И смотрит немигающе в глаза…

Мне хочется проснуться невзначай
В каком-нибудь стонадцатом году
И, попивая земляничный чай,
С тобою поболтать про ерунду.

Но не о том, что войны и долги,
И не о том, что выборы и град,
О том, что ночи тусклы и долги
И Петроград зовется Ленинград.

О том, что ты, живущий невпопад
В республике зачуханной земли,
Со временем ко мне заглянешь в ад,
Куда плывут подолгу корабли.

Потом мы безнадежно помолчим,
Уставясь в запотевшее окно,
О том, что род людской неизлечим
И смертен, как и прежде, все равно…

Кто-то ходит по синему полю,
Кто-то бродит по белому морю,
Кто-то ищет нездешнюю волю,
Я ему незатейливо вторю.

Кто-то ищет надежную пару,
Кто-то строит рублевые стены,
Упирая убогую фару
В непроглядную тьму перемены.

Я им вторю туманнее лада,
Непристойней любовного стона,
Из пустого осеннего сада
Или далее – из небосклона.

Ничему на прощанье не веря,
Ни на что не надеясь по сути,
Я им вторю, глухая тетеря,
Словно холоду – капелька ртути.

Эта нежность похожа на ветку,
Наклоненную сонно к воде,
На корову в зеленую клетку,
Не живущую нынче нигде,

На росу в нержавеющей раме,
В незатейливой плошке цветок,
Что однажды в двуцветной панаме
Позвонил в мой короткий звонок.

Где вы, пестрые годы разлуки,
Где нелепая речь ни о чем? —
Только сон, да случайные руки,
Да последний приют за плечом,

Да еще, безнадежнее плена,
Темной пряди в седой голове, —
Голый остров, Святая Елена,
Император ничком на траве.

Так бездарно прожит век,
Прожит мною и тобою,
Словно в мае бедный снег,
Залетевший с перепою,

Где законы бытия,
Управляемы корытом,
Не открыли ты и я
В этом мире неоткрытом.

Мало нажито детей,
Много прошено у Бога.
Копошится без затей
Безобратная дорога.

Но осталось ведь «ничто»,
«Никуда», «еще» и, кстати, —
Темно-синее пальто
На линованной кровати.

Но осталось молоко,
Не пролитое в итоге.
Так далёко-далеко
Не ступали даже ноги.

И осталась эта тьма,
Различимая до рези,
Словно призраки ума
В белых пятнах на железе.

Фонарь разбит, аптека опустела,
Над улицей туман и та луна,
Что по ночам вывешивает тело,
Иным законам верности верна.

И голый свет струится отраженно
На тьмы могил, засыпанных вполне,
Пред коими коленопреклоненно
Стоять достало безутешно мне.

Над прахом бедуина и катулла,
Над прахом жен, сожженных ни за что,
Стоять с упрямством молодого мула,
Не сняв кольцо, и желтое пальто,

И весь набор условностей и знаков,
Доступных пониманья никому;
Подобно бы стоял в ночи Иаков,
Успев отправить отпрыска во тьму.

О господи, смешно и бесполезно
Стучаться в мир, стучащийся давно,
Куда душа уходит безвозмездно
И тело, между прочим, заодно.

Проходит мост свое пространство
И достигает берегов,
Как самодельное шаманство
Во сне неведомых врагов.

А на мосту, чернее света
И ниже облака вдали,
Обводит медленно комета
Кривую линию земли.

А над землей, еще чуть ниже,
И изначальней, и смешней —
Моя любимая в Париже,
И харя пьяная над ней.

С тобою жизнь пуста,
Но без тебя пустее,
И музыка с листа
Играется листее.

Ты видишь темный вход
И выход видишь тоже,
Стекает небосвод
По напряженной коже,

Не мертвая вода,
И даже не живая
Стекает никогда,
Как рана ножевая.